Не говори маме

Если у вас еще остались сомнения, что в нашем колледже учится отмороженная подруга убийцы, повторяю, УБИЙЦЫ ШЕСТЕРЫХ ЧЕЛОВЕК – вернитесь к началу моего поста, перечитайте его еще раз и внимательно рассмотрите фоточки. Лайк, шер, репост, плюсик в карму».

– Умница, – шепчу я, пролистывая вниз.

Пост был выложен вчера около полуночи, Джон еще не видел моего выпуска о себе самом – я работала над ним до утра, – но ссылку прилежно выложил. Двадцать три репоста, сто сорок три лайка. Комментариев не читаю: навык отработан железно, я даже с подкастом неплохо держалась. Поясняю для Маши:

– Он выложил ссылку на мой подкаст. Сам себе яму вырыл. – И устраиваюсь поудобнее. – Не думаю, что смогу сегодня учиться. Еще немного посплю, ладно?

– Про Вику ничего не написал. Как будто ее не было. – Маша встает и начинает одеваться. – Не хочу в колледж. К черту. Ненавижу их всех.

– Не ходи, – разрешаю я из полусна.

– Послушаю новый по пути домой. Предыдущие были… Не знаю, как сказать. Тебе совсем не страшно?

– От чего?

– Быть тобой.

Я улыбаюсь ее словам. Маша садится на край кровати, и я кладу голову ей на колени. Она перебирает мои волосы так осторожно, будто боится меня трогать. Быть мной, надо же.

– Я про тебя слышала, по телику говорили. И Савва тоже. Если это важно, то для нас ничего не изменилось. Вообще ничего.

Важно ли?

Как когда я вышла из стоматологического кабинета, измученная долгим удалением, и позвала маму, чтобы она поговорила с врачом. Не помню, почему я осталась в коридоре – она ли не взяла меня с собой или я сама захотела остаться. Там были другие родители и другие дети, только ожидавшие своей очереди, а я – все, герой, и могла теперь сколько угодно рассматривать за стеклом аквариума одинокую серую рыбу. Она вяло шевелила плавниками, зависнув посередине, и смотрела на меня в ответ.

Кто-то позвал меня: «Девочка! Девочка!» Аквариум с рыбой стоял в центре лестничного пролета. Наверху кабинеты, внизу гардероб и тоже кабинеты. Там, на первом этаже, поставив ногу на ступеньку, он и стоял. Показался мне стареньким, я так и подумала: «Старикашка, старый кашка» – но в пять лет я не умела определять возраст, возможно, он вовсе не был стар. Кашка улыбался мне щербатым ртом, в котором не хватало переднего зуба, и манил к себе рукой: «Иди сюда! Пойдем, чего покажу!» Никто из родителей, сидевших перед кабинетами, не повернул головы: сквозь прутья, огораживавшие площадку, виднелись их черные спины. Как будто мы с Кашкой здесь одни, а те, другие, нарисованы на холсте. «Девочка! Девочка!» – повторял он и скалился, потихоньку поднимаясь все выше, а потом мама схватила меня за руку.

Сейчас я чувствую себя примерно так же.

– Поеду. – Мне приходится сползти с Машиных колен. – Заскочу в колледж. Интересно посмотреть, как там обстановка. Напишу тебе.

Я провожаю Машу до двери и возвращаюсь в постель, где меня ждет смутное нескончаемое сновидение, и оно продолжится с того, на чем оборвалось: я иду к Вике, которая сидит в библиотеке, чтобы предупредить ее об опасности и сказать, что в случае чего я не смогу помочь.

Индиан-тоник наносит последний удар

– Видел пост.

– Хм, – говорю я, потому что сок из вскрытого апельсина попадает мне прямо в глаз.

– Ты его выбесила.

Раздобыть мякоть апельсина без ножа – не слишком простая задача. Я с ней справляюсь, но в руках у меня оказывается нечто скукоженное. Савва, впрочем, не брезгует.

– А я выпуск записала! – И правда, что означает этот ничтожный пост в сравнении с моей ночной работой? Но Савва почему-то не радуется вместе со мной. Он и раньше-то не казался оптимистом, а сейчас, на больничной койке, от него волнами расходится ощущение беды.

– Выпуск, – повторяет он и трет лицо. – Это круто, но сколько человек его реально послушают? Твоя аудитория – да. Френды Джона… Сильно сомневаюсь. Понимаешь, пост, вот он – глазами пробежал, и все ясно. А до выпуска нужно еще добраться, скачать приложение, найти время… Сколько у тебя там, час? Вот прикинь – час потратить.

– Я всю ночь потратила!

– Ну это ты. У тебя другая мотивация. По-хорошему тебе нужно точно так же выложить тезисы в соцсети.

– Но я…

– Понимаю. Если ты мне доверяешь, могу сделать это у себя. У нас с ним много общих друзей.

Я доверяю. Текст, который я готовила для подкаста, сохранен в избранном и улетает к Савве быстрее, чем тот успевает дожевать последнюю апельсиновую дольку.

Мы сидим лицом к лицу, такие нелепые: непонятно, о чем еще говорить, вроде только пришла и уходить неловко, а у него на шее наушники, возле кровати – книга обложкой вверх: Кутзее, «Осень в Петербурге» – и я тут со своей фигней.

Маша пишет: «Про тебя пока все тихо. Все в шоке». И скидывает снимок той самой тумбочки на первом этаже возле гардероба. Сейчас на ней стоит фотография Вики с отрезанным черной лентой уголком.

Я молча разворачиваю телефон к Савве.

– Я не знал. Очень жаль.

– Жаль, – говорю я резче, чем собиралась, – что всем по фигу на два суицида подряд в одной нашей группе.