Сэми рассказала, что Шелли продолжает свои издевательства. Поведала обо всем, чего они раньше не знали. Как мать запирала Тори в собачьем вольере и поливала из шланга. Заставляла раздеваться догола. Лишала пищи. И о Роне Вудворте.
– Она то же самое делала с Кэти, Никки!
– Я не знаю, как нам теперь быть, – отвечала сестра.
Она жила в совершенно другом мире с тех пор, как уехала из Реймонда и впервые заявила в полицию на мать – это было ровно два года назад, в начале июня 2001 года. Никки обрела счастье. У нее появился мужчина, которого она любила. Она не хотела раскачивать лодку, поднимая вопрос о том, что натворила их мать.
– Мы должны забрать у нее Тори, – сказала Сэми.
Никки знала, что Сэми права, хотя заявление в полицию до сих пор не дало никаких результатов. Никки ни за что не стала бы сама действовать против отца с матерью, сознавая, на какую изощренную месть они способны. Ее мать замучила подругу до смерти и лгала о ее исчезновении. Она вовлекла Никки в свой заговор и заставила семью Кэти поверить, что та колесит по стране с каким-то Рокки. Принуждала ее голой валяться в грязи. Дэйв Нотек был ничуть не лучше. Он бросил кирпич в витрину кафе, чтобы Никки уволили с работы. Преследовал ее в Беллингеме. Дэйв был Гиммлером при ее матери-Гитлере и слепо подчинялся любым ее приказам.
– В прошлый раз это не помогло, – сказала Никки.
Сэми понимала, что сестра права. Понимала, что, если они пойдут наперекор родителям, их жизнь превратится в ад. Вопросы возникнут ко всем членам семьи. Люди станут спрашивать, почему они не обратились в полицию раньше. Как вообще могли с этим жить?
Сэми сделала глубокий вдох.
– Может, Тори как-то сможет продержаться? Ну как мы с тобой?
Никки не была в этом уверена, хотя с учетом всех обстоятельств предпочла согласиться, что это самый лучший вариант. Сестры постарались убедить себя, что с девочкой все будет в порядке.
– Ей четырнадцать, – продолжала Сэми. – Осталось каких-то пару лет.
– Я знаю. Она справится.
– Справится.
– Но если нет, Никки… Если она не сможет, нам придется ее оттуда забрать, – сказала Сэми.
Никки согласилась, а потом вдруг заговорила о Шейне.
Сэми поверила в историю о том, что Шейн сбежал, хоть они его почти и не искали.
– Мама что-то сделала с Шейном, Сэми, – настаивала Никки.
О Шейне старшие сестры Нотек говорили только шепотом. Они вспоминали тот скворечник, который он якобы оставил их матери вместе с прощальным письмом.
Никки всегда высказывалась скептически:
– Шейн ни за что не оставил бы ей ни записку, ни скворечник, – говорила она. – Он ненавидел ее всей душой.
– Может быть, Никки, – возражала Сэми, – но мама никогда всерьез не причиняла вреда ни одной из нас. А Шейн же был нашим братом!
Повесив телефонную трубку, Сэми вернулась к Тори.
– Мы должны решить, как будет лучше, – сказала она. – Ты как, сможешь дать нам время, может, немного переждать? Через четыре года тебе исполнится восемнадцать.
Тори сказала, что тоже хочет, чтобы всем было хорошо, но ее переполнял праведный гнев. Больше всего ей хотелось, чтобы мать поплатилась за все, что сделала с ними.
– Ее надо остановить, – говорила она. – Ты знаешь это, Сэми. Она настоящий дьявол. Наверное, она самый плохой человек на земле. Только посмотри, что она натворила! Вспомни, что она делала с Кэти, и с Роном, и с вами с Никки!
Слушая сестру, Сэми заново прокручивала у себя в голове излюбленные методы наказания Шелли. Она прекрасно все помнила. И не могла не согласиться с тем, что их мать, возможно, и правда самый плохой человек на земле.
Сэми молчала, и Тори заговорила снова.
– Я так долго не выдержу, Сэми.
Она сжала сестру в объятиях. Сэми была в отчаянии. Она знала, что их жизни настанет конец, если правда выплывет наружу. Как-то ведь ей удавалось строить отношения с матерью. Может, получится и у Тори?
На обратном пути в Олимпию и на парковке «Оливковой рощи» сестры снова плакали. Та поездка должна была стать кульминацией летних каникул, а превратилась в кошмар из-за того, что случилось с Кэти Лорено и повторилось с Роном.
Прежде чем припарковаться рядом с машиной матери, Сэми доверила сестре свои самые страшные опасения.
– Если она скажет, что Рон уехал, это будет означать, что он мертв.
Из глаз Сэми текли слезы. Они покраснели и опухли, и мать это заметила.
– Все хорошо? – спросила Шелли.
Всегда готовая отшутиться, Сэми сразу нашлась, что сказать:
– Да, – ответила она, – просто обидно прощаться с младшей сестренкой.
Сестры обнялись, продолжая плакать, пока Шелли смотрела на них с водительского сиденья. Прощание было болезненным и долгим. Наконец они оторвались друг от друга, и Тори уселась в машину.
Шелли завела мотор.
– Что у вас произошло, Тори? – спросила она, давя на газ и выезжая на шоссе до Реймонда.
– Просто прекрасно провели выходные. Я буду по ней скучать.
Шелли продолжала расспрашивать дочь, и Тори пришлось сказать, что она плохо себя чувствует.
– У меня ужасно разболелась голова, мам.