Сэми, конечно, понимала причину отсутствия Никки. А вот Тори казалось, что сестра ее бросила. Она была маленькой девочкой, на четырнадцать лет моложе Никки, и обожала старшую сестру, которую считала практически своей второй матерью. Никки была красивая и добрая и всегда находила время для Тори. В ту ночь, когда она уехала в Канаду, Тори молилась Иисусу, прося вернуть ее назад. Она не знала, куда отправилась Никки, но подозревала, что причина была в жестоком обращении матери. Тори записала это на листке бумаги, положила его на подоконник и легла спать.
Рано утром она проснулась от того, что мать тыкала листок ей в лицо и хлестала по щекам.
– Это что такое?
Шелли помахала бумагой у нее перед носом.
Шестилетняя Тори расплакалась.
– Ты, значит, считаешь, что я плохо обращаюсь с твоей сестрой?
Шелли ударила ее снова.
– Ты так думаешь, Тори? Правда?
Тори думала именно так, но сказала маме, что нет, и попросила прощения. Правда заключалась в том, что она перепугалась – раньше Шелли никогда не поступала так с ней.
«Кажется, это был первый раз, когда мама… ну, ударила меня по лицу, – вспоминала Тори. – Это было очень страшно».
Вскоре после того происшествия Тори получила подарки. Судя по всему, Шелли начала понимать, какое впечатление отъезд Никки произвел на ее младшую дочь.
– Это от твоей сестры, – сказала она.
– А почему мне нельзя ее увидеть? – спросила Тори.
– Она просто завезла подарки и уехала. Не хотела оставаться.
– Но почему?
Шелли не смогла придумать вразумительного ответа. Теперь она прилагала максимум усилий, чтобы вообще оборвать между ними двоими любую связь.
– Она плохая, – повторяла мать раз за разом, обращаясь к Тори. – Она не любит тебя.
Потом Никки как будто вообще перестала существовать. Шелли никогда о ней не упоминала. И Дэйв тоже. Она словно стала призраком, который растаял вдали, чтобы больше не возвращаться.
Сэми тоже не говорила о Никки. Не осмеливалась. Не хотела, чтобы семья знала, что она поддерживает связь с сестрой.
Триш пыталась оставить племянницу у себя в Британской Колумбии, но, как и все остальные, не могла долго сопротивляться Шелли. Никки пришлось вернуться назад в штат Вашингтон.
Но не домой.
Шелли сообщила Никки, что, по ее мнению, она подает младшим сестрам дурной пример. Ей нельзя возвращаться в Реймонд. По крайней мере, пока. Вместо этого Никки перебралась в палатку рядом со стройкой на Уиндбей-Айленде, где работал ее отец. Жить там было тяжело, зато у Никки открылись глаза на реальное положение вещей. Несмотря на то, что Дэйв Нотек работал круглыми сутками, жил он как бездомный. У него в кошельке никогда не было ни копейки. Они вдвоем ходили за продуктами в благотворительную лавку, где бесплатно давали еду. Мылись по утрам в фонтанчике в городском парке неподалеку от стройки. Никки по-прежнему ненавидела отчима за издевательства, которым он ее подвергал, но одновременно начинала понимать, что он просто жалкий, сдавшийся человек. Лузер.
Она не уважала его.
– Почему ты живешь вот так? – спрашивала она. – Почему ты все еще с мамой?
Дэйв ответил, даже не моргнув:
– Из-за вас. Из-за вас, девочки.
Пару недель спустя Никки с Дэйвом на время переехали в отдельную квартиру возле другой строительной площадки в Пейн-Филд.
Все их приезды проходили одинаково. Мать обращалась с Никки так, будто ссылка в Канаду, а потом на Уиндбей-Айленд была придумана ей в назидание.
– Как ты считаешь, ты уже готова вернуться домой? Готова справляться со своими обязанностями здесь, Никки?
– А ты сама как думаешь? – спрашивала Никки, зная, что ни за что не хочет назад.
Шелли меняла тон. Раздражалась.
– Думаю, кое-кому нужно еще время, чтобы как следует поразмыслить над своим поведением, – отвечала она.
Именно на такую реакцию Никки и рассчитывала.
Из квартиры они с Дэйвом переехали обратно в палатку. Там было холодно и неуютно, но к тому времени Никки уже начала искать пути отхода. Устроилась на работу в «Баскин Роббинс» в Оук-Харбор и еще на одну – убирать в номерах в мотеле. Владелец мотеля разрешил ей жить в заброшенном трейлере. Тот оказался совсем ветхим и сильно протекал, но Никки была признательна и за это. Похоже, жизнь ее налаживалась.
Она чувствовала себя свободной.
Глава сорок вторая
Сэми Нотек не только умело маскировала синяки у себя на теле, но и прекрасно сознавала, как это важно.
Если кто-нибудь заметит на ней следы побоев, оставленные матерью или отцом, может последовать очень неприятный разговор. Или, еще хуже, случится нечто, способное разрушить их семью. Несмотря на все безумие, которое творилось дома, он был ее укрытием, и временами Сэми казалось, что там все нормально, и ей стоит бороться за него.