Она рассказала Кейлу все, что смогла вспомнить. Все детали – включая то, как любила Кэти и как та оказалась в ловушке.
После того как Кейл выслушал ее и попытался все переварить, он ушел. Сэми осталась сидеть в темноте; она думала о том, что рассказать ему было плохой идеей. Ей не стало легче. Она не почувствовала, что освободилась. Наоборот, она была разбита, зла и перепугана. Неважно, что на Кейла можно положиться. Больше всего Сэми потрясла его реакция на ее слова. Она участвовала в таком кошмаре, который – хоть она и была на тот момент совсем ребенком – не мог не оставить на ней страшного, отталкивающего пятна.
На всей их семье. На ее сестрах.
Лишь годы спустя Сэми поняла, какой груз переложила на его плечи и как это сказалось на нем.
«Я искренне не понимала, что сделала с ним, когда рассказала, как при мне моя мать вытворяла такое, – говорила она впоследствии. – Я всю жизнь жила с осознанием того, что она наделала. И все равно любила ее. Я не представляла, что для другого человека означает приходить к нам в дом и находиться с ней рядом, зная о ее преступлении».
В разговорах с матерью Сэми лишь несколько раз поднимала тему Кэти. Она больше не верила в выдумки о том, что Кэти уехала с Рокки. Собственно, она никогда до конца не верила в них.
Однажды Шелли заговорила о Никки – о том, как та самоустранилась из их жизни. А потом добавила: «Интересно, Никки рассказала кому-нибудь о том… ну, ты знаешь… о том, что произошло».
Но вслух сказала:
– Нет, мам.
Шелли этот ответ вроде бы удовлетворил. Однако Сэми решила развить тему дальше и рассказать матери, что чувствует в действительности.
– У меня никогда не будет нормальной жизни, мам. Из-за того, что произошло. Я никогда не смогу поделиться этим со своим мужем. Это всегда будет моей огромной тайной.
А потом она добавила:
– Может, нам лучше все рассказать?
– Лучше для кого?
– Несправедливо, что семья Кэти не знает, что с ней произошло, – ответила Сэми. – Может, надо сообщить полиции?
Шелли прожгла среднюю дочь глазами.
– Черт побери, ты что, серьезно? Ты хочешь разрушить нашу жизнь?
– Я не могу назвать это нормальной жизнью, мам, – сказала Сэми. – Ведь все это вечно над нами висит.
Шелли глянула на нее с презрением.
– Ты продолжаешь разочаровывать меня, дочь.
Сэми не сдавалась.
– Семья Кэти ищет ее, – возразила она.
– Лучше, чтобы они не знали, – напустилась на нее Шелли. – Куда приятнее думать, что она с мужчиной, который любит ее.
– Мама, она мертва.
– Я это знаю, Сэми! Но если мы расскажем, то лишимся всего. Ты хочешь, чтобы твои друзья об этом узнали?
Сэми покачала головой.
– Нет. Но…
– И ты разрушишь жизнь твоей сестры, – выложила мать на стол свой главный козырь. – Тори ведь ни в чем не виновата. К тому же Кэти совершила самоубийство. И ты, Сэми, это знаешь.
Глава пятьдесят седьмая
Шелли всегда нравилось разобщать между собой людей. Она отстранила девочек друг от друга. Их отца – от детей. Шейна, Кэти и Никки – от всех остальных.
Благодаря этому у нее появлялась возможность делать с ними то, что она хотела. Люди казались ей игрушками. С которыми можно было не церемониться. И неважно, кто они такие.
Шелли начала лишать Тори еды. Ненадолго, обычно лишь на день или два. Иногда в качестве наказания, но порой просто потому, что чересчур увлекалась своими телевизионными шоу, чтобы ездить за продуктами и что-то готовить. Бывало, что Тори приходилось забираться в сарай и копаться там в старом морозильнике. Это надо было делать очень тихо. Как и ее сестры, девочка считала, что мать обладает мистической суперсилой – способностью раскрывать любые их секреты.
Она грызла замороженные оладьи и прятала обертки, чтобы мать их не нашла. Следила за тем, чтобы съесть не очень много, иначе Шелли обнаружит пропажу. Тори так перекладывала содержимое морозильника, чтобы оно выглядело нетронутым.
Шелли, естественно, быстро об этом узнала. Тори решила, что мать наткнулась на пустые обертки, – в следующий раз, когда девочка полезла в морозильник, он оказался пуст.
«Она выкинула всю еду, – говорила Тори впоследствии. – Все до последней крошки. Но при этом ничего мне не сказала».
Кроме того, мать продолжала свои внезапные ночные атаки.
В спальне Тори вспыхивал яркий свет. Шелли срывала одеяла с ее постели.
– Вставай! Раздевайся!
Сердце Тори бешено колотилось, в крови бушевал адреналин, но она не решалась оказать матери сопротивление.
Они спускались по лестнице, и Шелли выгоняла дочь во двор, где заставляла голой делать упражнения или бегать на месте в гостиной, пока сама сидела на диване.
– Быстрей! – кричала мать.