Не говори никому

Паровоз-тормоз, приехали. Она снова включила мисс пунктуальность со сниженным иммунитетом расположенности.

— Тебя это пугает?

Мята кажется неуместной в ледяном сардоническом коктейле ее омут. Правда, мне нравятся ее глаза.

— Это знаете, как чужак забрел в логово рыси, которая беснуется хуже самого медведя, когда дело касается ее кровного. В нашем случае: чужак — вы, кровное — мои принципы.

— М-м-м, я бы не стал говорить о том, на кого больше похож, — расплылся в широкой детской улыбке и на секунду отвел взгляд, дабы плеснуть в камни еще воды для пара. — И все же, почему просто не победить «чужака»?

Вновь сосредотачиваюсь на изящном профиле девушки.

— Потому что, — тяжело сглатывает и обводит ободок своего стеклянного стакана, — вероятность проиграть около девятисот процентов. Хотя перед тем как вступить в бой, у тебя есть возможность своего противника узнать ближе. Подпустить настолько, чтобы прозрачное доверие истекало жаждой присвоить себе, убедить его в том, что он — король амфитеатра. Возможно, тогда… — цокает языком и напрямую устанавливает контакт с моими глазами, за которыми скрылась нечто запечатанное семью печатями. Черты лица истощали нестерпимую жестокость. Не уж то та часть всего, из чего была сделана Екатерина Владимировна? — …ты запросто перережешь глотку чужаку.

Интересное рассуждение, столь прожженное чем-то реалистичным.

— В прочем, с вами это будет не так просто. То есть…эм…я имела в виду…

— Можешь не продолжать, Катюша, — хмыкнул, приостанавливая запутанная девичью лепту. — Мы поняли, о чем ты говорила.

Не будем пропускать мимо глаз выделенные мною последние слова.

— Итак, твое решение?

Катя невинно постучала пальцем по губам, будто находиться в раздумьях между отказаться и согласиться, после чего вдруг уточнила:

— Никаких приставаний, Семен Олегович?

Перекрещиваюсь, как настоящий бой-скаут.

— Если только ты сама не попросишь.

Незамедлительно прилетает в ответ черствый удар в левое предплечье. Ухаю от неожиданности и удивления, сколь был поставлен жесткий удар с точной ориентировкой всего тела. Чем она занимается?

— Не попрошу! Во мне есть мера. А так… — Нервно облизывается то ли от того, что выпила коктейль, то ли энергетика приняла иную фазу восприимчивости между нами. — Мы можем сохранять немного теплоты в нашем общении. На этом все.

Удовлетворенно выдыхаю и опускаю плечи, возвращаясь на свою территорию, чтобы менее нагружать ее личные границы.

— Как два нормальных человека? ― переспрашиваю.

— Как два нормальных человека, ― мило передразнивает. Слабо взмахивает рукой и допивает свой напиток.

— Ладно-о-о. Меня зовут Лазарев Семен Олегович. А вас как?

— Екатерина… Краснова Екатерина Владимировна…

— Давай попробуем дружить, Екатерина?

Протягиваю раскрытую ладонь. До тупости смешно. Еще бы мармеладку ей подарил в знак дружбы.

— Попробуем…

Тонкая холодная кисть исчезает в моей лапе: на ощупь мягкая, приятная, которую хотелось бы держать бесконечно. Большим пальцем глажу нежную кожу в районе костяшек, отчего она вздрагивает. Такой контакт вызывает между нами необъяснимое недопонимание.

Это будет долгое противостояние.

Для дружбы не хватит мест.

— Папа, я хочу круассан с курицей.

Катерина выдергивает руку, трет место, где я гладил кожу, будто пытается стереть отпечаток. Артур начинает показывать матери какие-то карточки с супергероями, что коллекционирует моя дочь и заворожено пересказывает специфики силы и умений каждого из них. Прикусываю внутреннюю поверхность щеки, разворачиваюсь к дочке, обдумывая о круговороте веществ.

По-своему они влияют на окружающую среду в качестве полезности или вреда. Возрождают или разрушают. Мутируют или размножают. Заманчиво играть на гармошке, у которой сломались некоторые клавиши, выводящие звук на чистоту, потому, что старый инструмент не подлежит тщательной поправке. Тогда где смысл от возрождений захороненных воспоминаний? Они также сломались, а боль утопилась в отцовстве и совсем притупилась. Кажется, я начинаю сходить с ума.

Катя

Смываю пену с волос, подставляя лицо струе воды. Стою под душем минут пятнадцать, несколько раз натираю голову, кожу до покраснений. Тру и тру, жгучая боль должна привести мое состояние в порядок. Со мной что-то случилось в том кафе. Я не понимаю, что именно.

Холодок подкрадывается сквозь приоткрытые стеклянные двери и окутывает в невидимое одеяло. Некое дежавю поселяется в моей голове. Разворачиваюсь вокруг своей оси и всматриваюсь сквозь запотевшее стекло, но кроме своего отражения я ничего не замечаю. Опираюсь руками об стенку, прикрываю глаза и считаю до десяти. Сегодняшний день оказался чересчур…волнительным. Давайте сопоставим: будь я адвокатом и с позором проиграю дело, какие впечатления остаются после? Несомненно, переживание и потеря крохи уверенности, но это приравняется к учтивому хладнокровию. Потому что я так выдрессировала себя. Потому что…я сама себя буду утешать.