Не говорите Альфреду

Эти слова Грейс оказались пророческими. Какой бы восхитительной ни была Норти, с ней было нелегко. Сейчас она была влюблена, впервые в жизни (или, во всяком случае, так она утверждала, но разве не всегда это бывает как в первый раз и, коли уж на то пошло, как в последний?), и жаловалась на это с повизгиваниями и поскуливаниями наказанного щенка. Меня удивляло отсутствие в ней сдержанности. Воспитывая детей, я всегда старалась помнить, какими были в детстве мы с кузинами; любая из нас скорее бы умерла, чем призналась в безответной любви, даже шепотом друг другу, в бельевом чулане достов[53], тогда как взрослые вообще не имели ни малейшего представления о том, что творилось в наших сердцах. Но в случае с Норти и речи не было о том, чтобы скрывать болячку или горе – она их демонстрировала. Самого возлюбленного не пощадили.

– О, Филип, я вас обожаю.

– Да, я знаю.

– Не отвергнуть ли мне Б.-Б. и вместо этого пообедать с вами?

– Нет, спасибо, сегодня я обедаю не дома.

– Откажитесь!

– Ни в коем случае. Это важный обед.

– Печально! Ну, если не хотите повести меня на обед, то могли хотя бы сказать мне добрые слова.

– Если вы будете продолжать в том же духе, я брошу что-нибудь тупое и тяжелое. Боже, мне придется объяснять в суде, что моя жизнь была превращена в чистилище. Моя работа страдала, я поддался неконтролируемому импульсу – возможно, это было дурно, но неизбежно. Фанни станет свидетелем защиты. Вы ведь не откажете, Фанни?

Тот факт, что каждый француз, который видел Норти, в нее влюблялся, ничуть не облегчал взаимодействие с ней и значительно усложнял мою задачу как жены посла. Вместо милой, разумной, организованной секретарши, которая была бы всегда у меня под рукой, стараясь помочь и поддержать, я получила эту неистовую Норти, порхающую по дому и жалующуюся на свою несчастную долю всякому, кто готов был слушать, или занимающую индивидуальную телефонную линию Альфреда, сообщая о своих горестях новым друзьям. Друзья эти были посвящены в отчаянное состояние ее сердца не меньше нас. Как было в таких условиях обеспечивать сдержанность и безопасность, основные принципы нашей миссии? Норти создавала обстановку невоздержанности и сомнительной стабильности. Она выбирала поклонников весьма неудачно. Такие персонажи, как первый вице-председатель парламента, начальник канцелярии Елисейского дворца, бывший министр юстиции, посол Нормандских островов, председатель Банка Франции, префект департамента Сена, не говоря уже об уходящем министре иностранных дел, который, похоже, собирался стать следующим премьер-министром, едва ли могли рассматриваться как обычные молодые партнеры по танцам. Альфреду трудно удавалось настаивать на том, чтобы они не приходили в дом без приглашения или хотя бы ограничивались обычными часами посещения. Все они были заняты кризисом, поэтому приходили, когда могли, или же подолгу беседовали по телефону.

Пожалуй, мы напрасно отдали Норти мезонин, недавно освобожденный леди Леон, с его отдельным выходом во двор. В любое время дня и ночи вы могли бы увидеть там машины французского правительства, чьи владельцы не вели дел с Альфредом, тогда как мотоциклисты, одетые, как марсиане, с ревом проносились по улице Фобур-Сент-Оноре и останавливались у привратницкой с записками, цветами или шоколадками для Норти. Она пристрастилась к светской и политической жизни Парижа с легкостью, чаще демонстрируемой в наше время хорошенькими мальчиками, чем хорошенькими девочками. Филип, знавший этот известный лишь посвященным мир лучше, чем кто-либо еще в посольстве, заметил, что это почти невероятно, с какой быстротой Норти перенимает жаргон и манеры этого мира. Пока я все еще ощупью пробиралась сквозь густой туман, не понимая, кто есть кто, с величайшим трудом мобилизуя навык светской беседы, Норти чувствовала себя абсолютно непринужденно с различными людьми французского общества.

В одном отношении, однако, она оставалась той же самой маленькой шотландской девочкой, которая прибыла на судне, перевозившем скот. Ее страсть к животным никоим образом не изменилась, и, как можно было предвидеть, она начала собирать у себя домашних питомцев, которых вызволила из разных бед.