(Не)идеальная девочка (СИ)

Я и не сомневался. Идеальная же. До сих пор не верится, что прошлой ночью со мной пиво пила.

Переплетаю наши пальцы и подтягиваю к себе. Блядь, не могу перестать касаться. Без её тепла, как нарик без дозы. Ломает конкретно.

— Есть хочешь?

— У тебя же в холодильнике мышь повесилась! — смеётся, прижимаясь губами к щеке.

— Сейчас что-нибудь приготовлю. — бурчу и иду к месту самоубийства вышеупомянутой мыши.

— Ты умеешь готовить? — в голосе сквозит явное удивление.

— А чего в этом такого? Я один живу. На пицце и бургерах особо не протянешь. — отбиваю, вытаскивая с полок скудный набор продуктов и прикидывая, что из этого можно забабахать.

— А меня на скорой после этого не увезут? — смеётся зеленоглазая, выглядывая мне через плечо. — Этому сыру лет-то сколько? Он сразу с плесенью был или в холодильнике подорожал?

— Я же как-то выживаю. — рычу и, отвернувшись от гарнитура, наступаю на девушку, пока не прижимаю к барному столу. — Не веришь?

Время для ответа не оставляю. Набрасываюсь на губы. Руками опираюсь на столешницу, боясь дать себе волю и проверить теорию по поводу её белья. Отрываюсь от неё. Только на силе воли, блядь, выезжаю. Едва держусь, чтобы не подхватить её под ягодицы и усадить на себя, вынуждая обнять ногами торс. А потом и вовсе в спальню утащить. С трудом сглатываю вязкую слюну и тащусь к продуктам, чтобы что-то из них сообразить. Выходит хреново. Мозги в отключке. Вся кровь к члену перекочевала.

— Может лучше закажем? — трещит из-за спины.

— А может сама приготовишь?

— Я не умею готовить. — утыкается глазами в пол и сцепляет руки.

В прочем, ничего удивительного. Редкий случай, когда богатеи сами себе жрать готовят.

— Научить? — хриплю, давя в себе желание снова касаться.

— А ты научишь?

— А ты точно не умеешь, или как с дрифтингом? — шиплю, сжимая зубы от этого воспоминания.

Я чуть не сдох, когда она в заносы пошла, а ведьма хохотала. Больше я на эту хрень не поведусь.

— Правда, Тём. Стыдно признаваться, но кроме яичницы и ещё нескольких мелочей я ничего не умею.

Пробирается руками мне под футболку и тянется к губам.

Пиздец… Я даже боксеры не переодел после того, как в них спустил.

— Не сейчас, малыш. Мне в душ надо, а потом что-нибудь по еде соображу.

— У тебя макароны есть?

— Кажись, были. — отбиваю и заглядываю в шкаф. — Имеются. — улыбаясь, выуживаю оттуда пачку.

— Тогда иди в душ, а я пока приготовлю макароны с сыром. — косится мне за спину и морщит нос. — Или без сыра.

— А ты справишься? — смеюсь в ответ.

— Боишься?

— Меня потом на скорой не увезут? — хохочу, когда Настя начинает лупить кулаками по груди и рёбрам в притворном гневе.

Кайфую. Тащусь. Прусь и наслаждаюсь. А потом хватаю за запястья и, дёргая на себя, впиваюсь в сладкий рот моей идеальной девочки.

Глава 24

Лучшая ночь в моей жизни. Первая, но не последняя из них

Из ванны выхожу уже относительно трезвомыслящим человеком. После ледяного душа и дрочки в голове более-менее ясно.

Блядь, я уже о горячей воде мечтаю не меньше, чем о теле моей малышки.

С кухни доносится какой-то грохот. Мгновенно напрягаюсь. Размашистыми шагами направляюсь на шум и зависаю. Изо всех сил стараюсь не заржать, когда вижу, как Настя в моих шортах, которые я ей всучил, прежде чем уйти в душ, затянутых в три оборота вокруг её талии, активно гремит мисками, что-то там замешивая. Запах вроде и ничего, но всё же стрёмно. Сама же сказала, что готовить не умеет.

Не знаю, чего она там наварганила из макарон, помидоров, майонеза и плесневелого сыра, но и желанием узнать не особо горю. Надо было самому готовкой заняться. Или вырубать гордыню и заказывать пиццу.

— Блин, фигня какая-то получается. — рычит Миронова, глядя на содержимое многострадальной миски, которую она упрямо долбит венчиком.

Не выдерживаю и начинаю ржать, смотря на её расстроенный профиль. Девушка поворачивается в мою сторону и роняет тару вместе с её содержимым прямо на пальцы левой ноги.

— Твою мать! — визжит, падая задницей на пол и сжимая ушибленное место.

Подлетаю и приземляюсь рядом, накрывая её руки своими. Замечаю слёзы в её глазах.

Пиздец, не переношу, когда она плачет. Кто угодно, только не моя любимая.

Прижимаю к себе рукой, второй осторожно поглаживая стопу.

— Очень больно? — сиплю, прижимаясь губами к щеке.

— Нет, блин, прикольно! Да! Больно! — бурчит, и я чувствую горячие слёзы на своей шее.

Отстраняюсь и заглядываю в лицо. На щеках влажные дорожки, но Настя упрямо закусывает губы, не издавая ни звука. Ловлю каждую каплю губами, не позволяя упасть ни одной из них. Быстрыми поцелуями покрываю всё, куда удаётся дотянуться. Лоб, скулы, щёки, подбородок, нос, закрытые веки, сжатые губы, шею.

— Всё будет хорошо, маленькая. Скоро всё пройдёт. Успокойся, малыш. Ну же, перестань плакать. Пожалуйста, родная, не могу слёзы твои видеть. — выдаю больше необходимого, но мне уже похуй.

Любовь к моей девочке топит меня изнутри, вызывая ощутимую дрожь под кожей.

— А ты не пробовал одеваться, Северов, а не в полотенце по квартире расхаживать?! — рычит, кусая меня за шею.