(Не)идеальная девочка (СИ)

— Что стоишь, Настя?! — врывается в вакуум мамин голос. — В скорую звони немедленно! — орёт, захлёбываясь слезами и продолжая тормошить бездвижного отца.

Отмираю и хватаюсь за телефон. О мобильном забываю напрочь и набираю с домашнего 103.

— Скорая. Слушаю.

— Мой папа… — давлюсь слезами.

— Что с ним? — раздаётся спокойный и даже равнодушный голос на том конце.

— Кажется, я убила его. — захлёбываюсь рыданиями, с запозданием воспринимая происходящее.

— Что вы сделали? Назовите адрес. Я пришлю машину. Что именно произошло? — доносится до затуманенного паникой сознания.

С трудом беру себя в руки и диктую адрес.

— Что именно случилось?

— Мы поссорились… Он упал… За сердце схватился и упал… — трындычу невпопад, борясь с новым приступом слёз.

— Ожидайте, машина уже выехала. Будет у вас через десять минут.

— Спасибо. — отбиваю в полном отупении и кладу трубку.

В том же каматозном состоянии поднимаюсь наверх и снимаю одежду. Осторожно складываю вещи в шкаф. Переодеваюсь в брюки и блузку. Расчёсываю волосы и затягиваю в хвост. Снаружи раздаются звуки сирены, и я спускаюсь вниз. Сталкиваюсь с фельдшерами уже в гостиной.

— Сюда! Он здесь! Здесь! — вылетает мама и тащит одного из них за рукав в кухню.

Иду за ними. Молча наблюдаю, как медбрат прощупывает пульс и делает непрямой массаж сердца.

— Раз, два, три… — раздаётся его голос.

Я убила папу…

— Четыре, пять, шесть… — считает в пол голоса медработник.

Своим эгоизмом…

— Семь, восемь…

Он умер из-за меня…

— Дыши! Ну же! Давай! Дыши! — прислушивается к дыханию и всё по новой.

— Раз. Два…

Я тварь! Тварь, которая убила собственного отца!

— Шесть. Семь. Есть пульс!

— Что с ним? — врывается мама.

— Похоже на инфаркт.

Папу грузят в карету скорой помощи и увозят, предварительно озвучив нам, куда его везут и возможные прогнозы. Слушаю, но не слышу. Ничего не слышу.

Мама выходит за ними на улицу.

Остаюсь одна в гостиной огромного дома. Слёзы катятся по щекам, выжигая дорожки. Но я не кричу и даже не всхлипываю. Все системы заторможены. В груди чёрная дыра, поглотившая сначала бешено колотящиеся сердце, а за ним и всё остальное. В голове только одна мысль.

— Прости. Прости. Прости меня, Артём! — мысленно молю, потому что понимаю, что что бы не произошло, не смогу быть с ним.

Если папа выживет, то я не смогу уйти от Должанского. А если умрёт…

Никогда себе этого не прощу! Как я смогу быть счастлива, если стану причиной его смерти?

— Прости меня, любимый. — хриплю в пустоту комнаты. — Я люблю тебя. Люблю. Люблю! — взвываю, падая на колени.

Силы заканчиваются. Нервы разрываются, исполосовывая оставшиеся внутренности на кровавые куски. Внутри ничего живого не остаётся.

— Если любишь, то зачем так с ним?! — влетает в дверь мама и, хватая за локоть, подрывает меня на ноги с неожиданной силой. С трудом до меня доходит, что кричала я в голос, и она подумала об отце. — Зачем, Настя?! Зачем?! Что мы сделали не так?! — захлёбываясь слезами, колотит меня по плечам.

— Прости, мам. — с непонятно откуда взявшимся спокойствием обнимаю её, когда успокаивается и рыдает у меня на груди, сжимая пальцами ткань блузки. — Всё будет хорошо. Папа поправится. Он сильный.

Глажу её по волосам, а сама медленно умираю. Сгораю заживо изнутри. Невидимые руки по кускам снимают с меня кожу, слой за слоем, пока не остаётся ничего. Меня больше не существует.

— А Кирилл? Ты же не бросишь его? — смотрит с мольбой, от которой хочется выть вместе с внутренним монстром, раздирающим на куски исполосованную душу, когда говорю ровным тоном:

— Нет, мам, не брошу.

— Станешь его женой?

— Да.

Глава 26

С ним жила. Без него смерть.

Мама уезжает в больницу, а я поднимаюсь наверх. Сажусь на кровать и утыкаюсь невидящими глазами в одну точку.

Телефон, который Артём подарил мне сегодня утром, постоянно вибрирует, а потом начинает звонить.

Не могу сейчас ни с кем говорить. Если это Вика, то не хочу её слышать.

А если мама? Вдруг она скажет, что папы больше нет?

Я не плачу. Даже слёз нет. Пустота. Холод. Отсутствие сердцебиения.

А если это Артём? Что я скажу ему? Как смогу бросить? У меня нет выбора. Какой же я была наивной дурой, полагая, что смогу быть с ним, наплевав на всех. Как сделать больно любимому человеку? Пусть эта боль будет только моей.

Опускаюсь спиной на простыни и смотрю на белое потолочное полотно. Кто-то включает на нём фильм, который я записываю на плёнку своих воспоминаний. Каждую минуту, секунду и мгновение. Каждый оттенок его запаха. Каждую интонацию голоса. Каждую эмоцию на его лице. Каждое прикосновение. Вкус каждого поцелуя. Все рваные вдохи и хриплые выдохи. Все взгляды. Каждую ссору и примирение. Каждый диалог. Первый поцелуй. Второй, третий… Последний… Волосы неприятно липнут к вискам и щекам, а ресницы пропитываются солью.

Я не плачу.

Губы и пальцы не дрожат.

Не плачу.

Руки не трясутся.

Я не плачу.

Сердце не бьётся.

Не плачу.

— Я люблю тебя, Артём!!! — ору в потолок, когда на нём появляется улыбающееся лицо Северова.

Я не плачу.

Это кровь от разорванного сердца вытекает из глаз.

Я не кричу.

Это вой ветра за окном.