Не исчезай

И будет прав. Прав, потому что читатель. Но они уже встретились, и происходит… все, что должно произойти, то и происходит. Нина смотрит в упор, Люба разглядывает ее.

Well I used to know someone fair
She had orange ribbons in her hair
She was such a trip
She was hardly there
But I loved her
Just the same[96], —

мучительно вспоминает Джим Моррисон; колонки потрескивают, это старая запись. Две женщины разглядывают друг друга.

I’m still here
& you’re still there
& we’re still around[97]…

3

– Ты видела этих девочек в кафе? – Нина нарушает затянувшееся молчание. Гораздо легче говорить о других, о другом.

– Двоих? С рюкзаками? Я обратила внимание на высокую брюнетку. Странный тип лица. Удивительная погруженность в себя для такого юного возраста.

– Что странного? Подростки. Они все такие – слегка сумасшедшие. Мир для них существует в виде чувственных реакций. Больно или приятно.

– У тебя все просто.

– В жизни все очень просто. Это ты, Люба, все усложняешь. Эти девочки заменят нас.

– Заменят? Когда-нибудь, пожалуй, заменят.

– Да нет, они нас по большому счету заменят. Они родились уже приспособленными к этому времени. А вот ты, например, Любочка, реликвия. Таких женщин больше не делают.

– Это комплимент?

– Вполне возможно. Но таких, как ты, нет, таких уже точно не делают – не нужны. Не было, нет, не будет, и не надо! – Нина смеется.

– Ну, спасибо тебе!

– Почему? Для каждого времени нужны определенные люди. Среди бактерий, например, постоянно возникают все новые виды, для которых необходимы иные антибиотики. Так и люди. Для каждого нового века необходимы новые люди.

– И что со мной теперь делать? Да, я забыла спросить: what is it that is so very wrong with me?[98]

– Все! Я, конечно, предполагала, но реальность превзошла все мои ожидания. Ты не из этой жизни, тебе и жить-то тяжело. Ну, посмотри на себя!

– Нина, зачем ты все время пытаешься меня обидеть?

– А разве тебя можно обидеть?

– Ну вот опять…

Тот, кто называл себя поэтом и профессиональным истериком, все продолжал свой тихий, но настойчивый речитатив:

Thank you oh lord
For the white blind light
Thank you oh lord
For the white blind light
A city rises from the sea
I had a splitting headache
From which the future’s made.[99]

4

Все, что им нужно, это любовь. Одна лишь любовь.

All you need is love, love
Love is all you need…

– Почему ты решила, что такие, как я, не нужны? А может, я как раз нормальная, по крайней мере, я думаю…

– О чем ты думаешь? Ты живешь во сне.

– Может, так лучше? Я иногда чувствую себя совсем девочкой, а иногда так, словно мое время уже заканчивается… Нет, не старушкой, но изношенной, усталой внутри. Может быть, я просто интенсивней живу, как ты думаешь?

– Разве ты живешь? Что ты делаешь для себя? Путешествуешь, видишь мир, у тебя есть друзья?

Как, однако, неудачно завязывается это знакомство в реале! Жалко Любу. Она, конечно, защищается, отбивается – но куда ей до ее товарки, до этой Нины, куда ей! В голове у нашей хитроумной писательницы N уже зреет план. Детали она пока еще только обдумывает, но сама идея привлекает: если соблазнить Любу, сделать предметом исследования для нового романа о женщине среднего возраста – уходящем, устаревшем типе женщины? Люба вызывает в ней брезгливую жалость, но материнские чувства, которые так сильны в этой слабой женщине, а еще нужда в привязанности, любви странным образом притягивают Нину. Это почти наркотик – зависимость, любовь-ненависть, любовь-презрение.

5

– Что в этом плохого? Женщина-писатель – очень хорошо. Тебе нужна подруга. – Люба вспоминает слова Роберта.

Разговор этот состоялся давно. Она тогда обиделась – испугалась, что Роберт ее отвергает.

– Еще скажи подруга по перу!

– Почему бы и нет? Общие интересы сближают.

– А у тебя… Роберт, у тебя разве был друг?

– Он был больше чем друг… самый близкий человек.

– Это тот, который погиб? Англичанин, да?

Но Роберт исчез, так ей и не ответив. Она думала – каждый раз так думала, – навсегда. Растворился, будто его и не было. Ночью же явился, лег рядом – поверх одеяла. Она ненавидела эти американские постели – со сползающей простыней, комком скатывающейся к ногам. Дома у нее имелись пододеяльники – изощренное постельное белье европейского человека. В гостиницах она подтягивала простыню до самого носа, края затыкала под матрас.

Вот он прилег сверху одеяла, под одеялом простыня, а между ними два слоя ткани. Матрас под ним слегка прогнулся. Может ли матрас прогибаться под призраком? Или он не призрак, и у них был… был, она точно помнит, у них был секс – коитус, совокупление, соитие, любовь, плотская близость.