Не исчезай

– Ты подумай, если бы мы создавали такой образ, что бы мы с тобой написали? Все их проблемы какие-то упрощенные, с моей точки зрения. Единственная полнокровная женщина в истории литературы – это Джейн Эйр.

– Ты даешь, мать! Это ж викторианская тетка, по самую макушку набитая мистикой и религией.

– И что? Мужчина не способен написать о женщине так, как он описал бы мужчину. Сплошная жалость, неприятие, неполноценность и непонимание.

– Ты теперь феминистка?

– Нет. Я была феминисткой. Когда меня в юности клали на гинекологическое кресло, засовывали мне в… ну ты понимаешь… – Любе трудно произнести это лаконичное слово, – засовывали мне внутрь холодный расширитель – туда, в самое нутро. Здесь, по крайней мере, его подогревают теплой водичкой, предупреждают и заранее извиняются за дискомфорт. Тогда я, да, была феминисткой, но об этом не знала. А теперь уже нет, теперь я не феминистка.

– И теперь ты сможешь описать женщину?

– Не знаю. Я смогу, может быть, описать себя. Все эти женщины моей юности – в них чего-то не хватало. Моей матери чего-то не хватало. Счастья, добра. Они распадались на куски. Или были двумерными. Как и те литературные героини, которые были придуманы мужчинами.

– Каренина – двумерная?

– Конечно. Она ведь не женщина, она – идея Толстого о женщине.

– Хорошо. А вся женская викторианская литература?

– Кто? Джейн Остен или Джордж Элиот? Картинки с выставки, богини домашнего очага, хитренькие и милые дамы с богатым внутренним миром? Одна и та же тема – поменять устройство мира. Благородные искательницы самореализации. Надо сказать, мы с тобой от них не так уж далеко ушли. При этом, такая убийственная любовь к семье и домашнему укладу, который они якобы мечтают сломать.

– Люба, у тебя есть проблема: тебе кажется, что ты очень умная… Можно подумать, что ты не любишь этот самый домашний уклад. Ты – любительница вещей, тряпочек и домашних штучек.

– Ну и что? Ведь против меня не только весь мужской мир, но и все поколения женщин до меня. Ты думаешь, что женская литература намного лучше того, что было намыслено и напридумано нашими братьями по перу? Даже то, что пишешь ты?

– В каком это смысле?

– А в том, что самоотверженная писательница изо всех сил пытается быть «хорошей девочкой». Все тот же двумерный мир, бинарная система, черное и белое, хорошо и плохо. Она опять старается доказать, что имеет право на свободу, любовь, свои собственные идеи, индивидуальность… А уж если решается быть «плохой», то пускается во все тяжкие. Мужчинам это не свойственно. Почесал яйцо – хорошо, рыгнул – тоже хорошо, ушел от жены – бывает… Авторский персонаж во всей объемности.

– И что ты предлагаешь?

– Я все думаю об этих девочках. Они ведь новенькие, как две денежки, вышедшие из этой новой эпохи. Секс для них как еда. Физиологическое отправление. Тело – инструмент для получения удовольствий и достижения целей… Нет, ты подумай, как они все это… задумали. Осуществили. Бежали из дома, приехали сюда. Что с ними было, кто их родители?

– Да статистику ты хоть знаешь? Сколько их, таких детей, которые выживают… я имею в виду тех, что убегают из дома?

– А почему они убежали?

– Откуда мне знать? Ты спросила у этой, как ее… Кэрен? Она ведь сказала, что они убежали от родителей, что-то у них там в школе произошло…

– У тебя детей нет, поэтому тебя это и не трогает. А я все голову ломаю, что там случилось, как?

– Ну, хочешь – поедем в госпиталь, разузнаем…

– Зачем? Мы-то с тобой здесь при чем? Думаешь, нам это было послано?

– Да случайность полнейшая! Все в этой жизни – полнейшая случайность. Вот как мы с тобой познакомились. Случайно. И встретились случайно.

– Ну, не скажи.

Глава шестая Задача с двумя неизвестными

1

В школе ей хорошо давалась математика. Это так легко – разобраться в теории, а после решать задачки – по схеме. Система двух уравнений с двумя неизвестными – вот чем представлялась Любе история, которую ей предстояло додумать. Две девочки, почти уже девушки, икс и игрек. А и Бэ сидели на трубе… А третье что? Или кто? Или третьего быть не должно?

Третье условие – Роберт Фрост. Ведь он причастен? Должен быть причастен. Если ее, Любина жизнь представляет собой литературное произведение, то какой жанр… Трагедия? Драма? Или, что вполне вероятно, меланхолическая комедия? И Роберт Фрост сыграл в определении этого жанра и во всей ее жизни роковую роль.

2

Итак, определим исходные данные. Первое неизвестное – Элис, девушка, на чей восковой лоб падала прядь темных волос, словно занавес в последнем акте, чье лицо – лик – ей так и не удалось разглядеть. А скорее всего, она просто испугалась разглядывать. После вспоминала, вытаскивая эти воспоминания из небытия, где они хранятся до востребования. Нина запомнила их, запомнила девочку. А Люба, пребывала тогда в зыбкой полуреальности, где с ней беседовал великий американский поэт, и поэтому ее воспоминания были отрывочны, смутны.

Итак, второе неизвестное – подруга той, что, может быть, уже мертва, исчезла из этого мира, ушла по собственной воле. Или в отчаянии, в безумии?