Не исчезай

Люба тоже воспринимала поэзию двояко – как действо и как нечто, воплощенное в уже неизменную форму. Правда ли, что поэзия делает жизнь богаче и вносит хоть какое-то понимание в реальность? Сегодняшний – ее – Фрост, он тот же самый, которым был до нее, всегда играя, подшучивая над целым светом? Кто из них настоящий, где его найти? В стихах? Слова – момент истины или очередная маска? Был ли, наконец, он самим собой, оставаясь наедине с Элинор? Или же просто мог забываться, затерявшись в страсти, утратив себя в телесном освобождении плоти, в самом желании, стремлении к наслаждению? И если все именно так или совсем иначе, имею ли я право, имеем ли мы право лезть в его, их жизнь?

8

Down Derry, down… Роберт словно спускался в подземный мир. Элинор шла вслед за ним. Подобно Эвридике. Только все наоборот – не Орфей пошел за ней, а она за ним. Впитывала, вдыхала, приглядывалась. Любе довелось это увидеть – спасибо Джейку. Вот он, Роберт, в каждом дереве, тропинке. Здесь был центр его вселенной. Люба думала, что ей дано было понять. Остаться наедине с миром, уйти от людей. Я тоже так хочу, мечтает она. Дом, поля, деревья, роща, яблоневый сад, вишневые деревья, ручей. Один ручей, один дом, один поэт, один дятел, который стучит, трудится: долбит, долбит, долбит…

В шесть лет как бы само собой написалось стихотворение. Все ее хвалили.

В красной шапке набекрень
Ловит он жуков весь день.

– Джейк, как вы думаете, – спросила Люба, – что ощущает сейчас Фрост, если он где-нибудь еще есть, если его душа еще присутствует в этом мире? Понимает ли, что мы вторгаемся в его жизнь? Имеем ли мы на это право?

– О! Роберту вполне понравился бы такой вопрос! Он бы сказал – давайте, давайте вторгайтесь к черту, вторгайтесь вовсю!

– Джейк, а где он сейчас – в раю или в аду?

– В каком раю и в каком аду – в Дантовом? Он ни во что не верил; во всяком случае, не верил в организованную религию.

– Но если человек что-то создает, пишет, что происходит с его душой? Что означает для него… значит ли, что душа его остается в мире… и он не может окончательно уйти, перевоплотиться в нечто… нечто совсем другое?

Это дятел наш таков,
Это он ловил жуков.

– Луба, вы задаете интересные вопросы. Но что именно вы имеете в виду?

– Ну, может же быть так, что у каждого из нас своя задача. А потом уход со сцены, выход в другой мир… В этот момент возможно перевоплощение. А вдруг… Я не умею подбирать правильные слова, не знаю, как это выразить… Мне легче писать. Говорить сложнее… Ну вот, если человек создает что-нибудь конкретное, вкладывая душу, может, это как якорь держит его в физическом мире, задерживает, и не может он уйти, потерять вот эту конкретную форму, перевоплотиться в нечто новое…

Это дятел наш таков…

– Но тогда и детей нельзя рожать, воспитывать – опасно… табуретку нельзя сколотить, дом построить тоже нельзя… Если следовать вашей теории, Луба.

В красной шапке набекрень…

«Почему набекрень?» – удивленно спохватывается Люба. Стихотворение из детства приносит с собой голоса взрослых, вспоминаются шум дождя, дача на берегу Финского залива. Строчки повторяются настойчиво, как застрявшая в голове, привязавшаяся песенка.

– Нет, я не согласна. – Пытаясь заглушить навязчивые образы, Люба произносит это громче, чем следовало бы, и оглядывается: не побеспокоила ли окружающих? – Я не согласна потому, что даже салфетку вяжут с неким умением и, возможно, чувством красоты, как нечто декоративное… А в стихи – совершенно сознательно и бессознательно тоже – человек вкладывает и душу свою, и философию, и веру, и страх… саму квинтэссенцию себя…

– А в детей – нет? В детей и сознательно, и бессознательно вкладывают все: и любовь, и мусор, и ненависть – все.

– Но тогда, может быть, никто окончательно не уходит… Но нет! Джейк, ему, Роберту, просто не дают уйти. Потому что его постоянно поминают, как будто он уже и не принадлежит себе, и правда не принадлежит, если его больше нет… Как будто он этой культуре принадлежит больше, чем когда-либо принадлежал себе. Стремился ли он к этому? Подсознательно. Или сознательно. Но что с ним стало после? Какова цена?

Какова цена поэзии? Какова цена ухода от суеты? А какова цена погружения в эту суету? Сколько у нее таких знакомых, может, даже друзей, она не знает. Что означает это определение – «друг»? Друг, знакомый – какая разница! Вокруг люди, так много людей. Собираются парами, группами, отмечают даты, празднуют свою жизнь. Или делают вид? Стараются, пытаются показать, выказывают приязнь, надевают нарядные, модные одежды, натягивают вежливые маски. Или это правильно, хорошо, для здоровья полезно? Но сидят, жалуются на жизнь, на мужей, жен, на здоровье…

Может, все – побег? И тогда – какая разница! Есть ли тот, кто все засчитывает – и стихи, и слова, и мысли?