Он узнает, конечно же. И плевать: я больше на него не работаю, а Его Сиятельство больше меня не зачарует.
Он не похож на отца, теперь-то я понимаю. Ни-че-го общего! Подлая, все-таки, у него способность.
Зеестранд с его лютецианской застройкой остался позади, и я чуть слышно вздохнула с облегчением. Тощие, долговязые дома стояли тесными шеренгами: в каждом — пять этажей минимум, при этом — хорошо, если три окна в ширину. Частенько — всего лишь два. Мысль, что приюту не достался ни один из этих вертикальных гробов, подняла настроение.
Радость сменилась удивлением, когда дилижанс остановился у огромных кованых ворот. Ограда под стать воротам вполне могла сдержать небольшое вторжение, возможно — даже с лемурийскими пушками.
Мы с Виктором переглянулись. Он вскинул вверх большой палец. Но, как бы Виктор ни старался, я заметила: он тоже был удивлен.
Никто не открыл ворота — пришлось потрудиться самим. Никто не встретил — пришлось просто идти вперед, туда, где нас ждал трехэтажный каменный особняк с пестрой черепичной крышей. Выложенная разноцветными ромбами, она походила на уютный плед, которым старик-дом укрылся, ожидая хозяев.
Каждую вторую секунду приходилось напоминать себе: новые воспитанники — не Тууфи, и способны позаботиться о себе сами. Сами донесут немногочисленные пожитки. Но я все равно обогнала их и открыла входную дверь, поторапливая детей: снова начался дождь. Виктор вбежал последним, уже успев промокнуть. Разожженный камин был в холле как нельзя кстати — для любого
Загадочный "благодетель" вышел навстречу из-за двери, которая вела в крыло для прислуги. Тощая старая дама, похожая на экономку и вдовствующую королеву одновременно, окинула меня скептическим взглядом:
— Вы — не директор.
Прежде чем Виктор хоть что-то сказал, ей ответил Отто:
— Это — наша учительница, директор — вон там, а еще — здравствуйте.
— Дети не должны открывать рот, пока взрослые не разрешат! — дама-вероятная-экономка не увидела Отто в упор. Реплика предназначалась Виктору. Отто предсказуемо записал что-то в тетрадь, ничуть не обидевшись. Я наблюдала за господином директором. Что вызовет у него это воплощение прошлого века — раздражение? Смущение?
Виктор усмехнулся:
— Меня предупреждали о вас. Передайте ключи и можете быть свободны.
— Ключи. У вас их нет.
Странная особа, похоже, любила констатировать очевидное.
— Как, в таком случае, вы вошли?
Пока я сочиняла деликатный ответ, кто-то постучался. И позвонил — весьма энергично. И подвергал двери за ручки.
— Я не запирал, — Виктор пожал плечами.
— Об этом и речь! — пафосно изрекла старушенция, идя открывать.
Из-под дождя в дом ввалились двое: высокий седой здоровяк и маленькая стройная женщина с короткой, почти мальчишеской стрижкой. Оба пренебрегли головными уборами и зонтами, предпочтя дорожные плащи. Оба несли вещевые мешки вместо саквояжей и чемоданов. Казалось, они только что вернулись из экспедиции. Подзорная труба у мужчины, сачок и арбалет у женщины выглядели отличным подтверждением этой версии.
— Бертран и Мишель Жоли', к вашим услугам, — сообщила дама с оружием. Ее спутник поцеловал руку мне, пожал руку Виктору, кивнул детям и экономке, все — за пару секунд. Никак не ожидала от него такой легкости и подвижности. После обмена приветствиями он достал из внутреннего кармана конверт:
— Наши рекомендации, господин директор. Супруга, — кивок в сторону Мишель, — естествознание и целительство, я — математика и астрономия. Снаружи — Барбара', она моется под дождем.
Я бы гадала, у кого такие привычки, если б на заметила у Мишель сокольничью перчатку. Но спросить, что за питомец, не успела — экономка возвестила, подчеркнуто глядя мимо всех нас:
— Мне на дали точных указаний, поэтому ужин пришлось накрыть в кухне!
Виктор одними губами сказал мне: "Какая трагедия!"
Последовала уже знакомая церемония расчета по свистку. Супруги Жоли не удивились ни этому, ни сестричкам-дварфам с зонтом. Больше всего радовало, что они ни о чем не расспрашивали меня. Чистый лист должен быть чист во всех смыслах. Никаких "водяных знаков" из прошлого.