В одной из предыдущих глав мы упоминали три вида значений, которые могут быть у слова: основное значение, производные значения и образные значения. В повседневном общении все эти три типа значений могут непосредственно передаваться при помощи слов, употребляемых в соответствующих контекстах. Однако бывают такие образные значения, которые не могут быть непосредственно переданы читателю или слушателю без того, чтобы ему сначала пришло в голову первичное, основное значение. Указанные переносные значения, зависящие от первичного значения слова, составляют основу для отнесения всех подобных фигур к разряду застывших. Так, когда Иисус говорит: "Я есмь истинная виноградная Лоза" (Ин 15:1), он намеренно пробуждает в сознании Своих учеников воспоминание о деятельности, которая в их культуре связывалась с виноградными лозами: уход за ними, подрезание их, сбор с них плодов и т. д. Они должны были сперва подумать о виноградной лозе в прямом смысле, прежде чем прийти к переносному значению. Носитель языка понимает живую метафору только после того, как уделит какое — то внимание первичному значению метафорически употребленных слов.
Напротив, застывшая метафора (подобно идиоме или любой мертвой фигуре речи) понимается непосредственно, без анализа первичного значения слова. Например, глагол "ломать" используется в переносном значении в застывшей идиоме "ломать голову" Употребляя данное выражение, носители русского языка не соотносят его общее значение 'напряженно думать' с первичным значением глагола "ломать" 'разбивать, разрушать'. Аналогично, когда мы используем застывшую метафору "ножка" стула, мы не думаем о ее первичном значении, то есть о ноге человека. Необходимое значение понимается непосредственно. То же верно и в отношении таких застывших метафор как
Критерии выделения живых метафор
Как правило, носитель современного языка может различить, где живые, а где застывшие метафоры. Однако, когда аналогичные решения необходимо принять в отношении разнообразных метафор и сравнений, встречающихся в документе почти двухтысячелетней давности, — это совсем другое дело. Поскольку в нашем распоряжении нет носителей языка, может случиться, что метафора, которая для древнего автора была застывшей, покажется нам живой, если она не употребляется в нашем языке.
Поэтому в качестве средства, помогающего с большой степенью вероятности решить, является ли конкретная библейская метафора застывшей или живой, предлагаются следующие типы показаний контекста.
(1) количество образов, используемых в метафоре;
(2) порядок следования образов;
(3) нефигуральные лексические единицы, связанные в контексте с метафорическими образами.
(1) Количество образов
Когда метафора состоит из ряда взаимосвязанных образов, это ясно указывает на то, что автор использует данные образы, чтобы передать сообщение в форме живой фигуры речи. Так, в Мк 2:21–22 говорится о новой ткани, о ветхой одежде, о том, как новая заплата оторвется от старой ткани, о еще худшей дыре; там также говорится о молодом вине, старых мехах, о том, как мехи прорвутся, вино вытечет, мехи пропадут. Такой ряд взаимосвязанных образов указывает на живую фигуру речи.
То же самое верно и в отношении Мф 9:37–38, где Иисус говорит о жатве, делателях и об их нехватке, о Господине жатвы и просьбе о делателях. Вспоминаются и другие очевидные примеры, такие, как притчи, рассказанные Иисусом, обсуждение Павлом Церкви в образе тела и его иносказание о Сарре и Агари в Галатам 4:21–31.
(2) Порядок следования образов
Если порядок следования образов является строго хронологическим или логическим, то это указывает на то, что перед нами живая фигура речи. В качестве иллюстрации такой образности приведем одно стихотворение Ф. И. Тютчева: