Не измени себе

—   Ладно, Люба. До наркоматов нам с тобой топать да топать…

—   И все-таки кто этот Виктор Семеныч? — спрашива­ет Люба уже озабоченно.

—   Следователь уголовного розыска.

—   Господи! Что у тебя с ним?

—   Ровным счетом ничего.

—   Ну, пожалуйста, Борька… Может, что-то случи­лось? Что-то надо сделать?

Испуг, ничем не прикрытая тревога, желание немед­ленно прийти на помощь —все это читается на лице Лю­бы. И первый раз за все время Борис внимательно и пристально всматривается во взволнованную девушку. А ведь она и в самом деле за него беспокоится.

—   Да нет, Люба. Все в порядке. Мне лично никто ни­чем не грозит. Просто… Как бы тебе сказать?.. Разыски­вал человека. Попросил помочь… Наверное, хочет что-то сообщить.

—   А не врешь?

—   Клятвы давать не умею. Поверь простому слову, правду говорю.

На этот раз Люба верит, но из состояния испуга выйти ей не так-то просто.

—   Ох, Борис! Затеял ты что-то непонятное, — не от­рывает она глаз от лица Дроздова. — Не влипнуть бы те­бе. С милицией не шутят.

Она уходит; Борис, улыбаясь, некоторое время следит, как с неосознанной грацией плывет-качается ее тонень­кая ладная фигурка. Он любуется Любой, а та, видимо чувствуя взгляд, замедляет шаг, будто давая возможность рассмотреть себя получше.

«Ай да Люба! Жениха тебе пора, милушка»,—думает Борис, не подозревая, что он-то сам и есть желанный че­ловек для этой славной девушки.

Спохватившись, он переключается на записку: что-то нынче скажет Головастов? По пустяку не стал бы беспо­коить. Не раз Борис порывался ему позвонить, но сдер-

живал себя, чтобы не показаться излишне заинтересованным. И вот наконец дождался.

Верстак Борис убирал торопливо.

«Где же телефон найти? От Любы не очень удобно…— А ноги будто помимо его воли несли Бориса к хорошо знакомой отгородке, где помещалась табельщица. — Ес­ли и узнает, что ей за дело?..»

Люба не удивилась, когда он попросил разрешения позвонить. Улыбнувшись ласково, девушка молча кивну­ла на телефон.

Не сразу Борис узнал голос Головастова.

—        Я слушаю, слушаю… Никак Дроздов? — вдруг об­радовался следователь.

—        Да, это я, Виктор Семеныч. Давно хотел сам зво­нить, да как-то неудобно.

—        И зря стеснялся. У меня новости.

—        Хорошие или плохие?

—        Да как сказать… Это с какой стороны. — Судя по голосу, Виктор Семенович заколебался. — Вы где сей­час?.. Я хочу сказать, сможете заехать ко мне?

—        Конечно, смогу. Через тридцать — сорок минут буду.

—        Вряд ли сумеете так быстро… Но все равно жду. Люба не спускала глаз со взволнованного лица Бори­са, и когда, он, поблагодарив ее, пожелал Любе хорошего жениха, девушка опешила и не нашлась что ответить. Да если бы и ответила, Борис вряд ли мог услышать — он чуть ли не бегом устремился к проходной.

Автобус взял приступом, не жалея сил. Пересел на трамвай и вздохнул свободней — в вагоне не было так тесно, как в автобусе. И все-таки Борис любил ездить на автобусах из-за того, что они ходили по более широким и нарядным улицам; а трамвай, будто нарочно, выбирал кривоколенные глухие переулки и все время звонил, пре­дупреждая ротозеев, которые то и дело шарахались от него.

Головастов встретил его как старого знакомого. Креп­ко тиснул руку, поставил стул гостю, усадил его и, усевшись за стол, оживленно потер руки. У Виктора Семеновича были основания чувствовать удовлетворение.

Милиции удалось напасть на след Евгении Пуховой и таким образом выйти на шайку. Шайка была не велика числом, но крепко сколочена; вожаком оказался свод­ный брат Жени — Роман. Шайка действительно занима­лась кражами на вокзалах и в магазинах у зазевавшихся покупателей. Впрочем, по некоторым наблюдениям круг деятельности Романа Пухова не ограничивался мел­кими кражами. Существовало подозрение, что за его ре­бятами числились и более тяжкие грехи. Но пока что эти подозрения не подтверждались. Роль Жени была опреде­лена четко. Пользуясь своей броской внешностью, она отвлекала жертву поддельным отчаянием и просьбами о помощи. Брат и сестра почему-то не ладили, однако все выходки девушки, как установили наблюдатели, почти всегда сходили с рук, хотя со всеми другими Роман Пухов бывал предельно жесток.

Головастов вышел из-за стола и, заложив руки за спи­ну, стал ходить по кабинету, явно стараясь успокоиться. Волнение следователя удивило Бориса.

—   Я понимаю, Дроздов, у вас возникает естествен­ный вопрос, почему же мы медлим. Видите ли, дело в общем-то куда серьезней, чем кажется на первый взгляд. Брать их сейчас… ну… не выгодно, что ли. Есть подозре­ние… что у шайки более обширные и неожиданные связи, чем можно было бы предполагать. Мы хотим до них до­копаться…

Головастов остановился, положил руку на плечо Бо­риса.

—   И в этом вы нам можете очень помочь.

Борис удивленно взглянул на Виктора Семеновича.

—   Чем же?!

Помолчав, Головастов снова огорошил его:

—   Скажите, вам драться приходилось?

Борис рассмеялся.

—   А как же? Что за парень, если он никогда не дрался.

—   Физически крепок, вижу. Вон как давнул руку. А какие-нибудь приемы знаете?