Не измени себе

«Что означают эти буквы? — с недоумением подумал Дроздов.— Неужели главы дипломной работы? Но глав — их очень много… Разделы, наверное».

Стал читать дальше.

«II. «Процесс ликвидации существенных различий между умственным и физическим трудом. (Прошлое, настоя­щее, перспективы.)»

Как и у прежней темы, ниже следовали пункты: «а, б, в, г, д». И опять не на машинке написаны, а чернилами от руки.

Дальше на листке была чернилами выведена римская |цифра «III» и поставлены точки.

«Третью тему, наверное, не успели придумать,— уже спокойно размышлял Борис.— Черт возьми, обе темы хо­роши, ничего не скажешь. Головастый дядя…»

И в это же время Борис мучился сомнениями, какую из двух названных тем он выберет. К первой можно присту­пать хоть завтра — вон как все расписал профессор. Может, специально это сделал, чтобы облегчить работу. Но зато от второй голова кругом идет. Вот где можно размахнуться! К тому же он не будет связан разжеванной темой, готовыми пунктами; только успевай глотать их и переваривать. А эта независимость представлялась далеко немаловажным делом, учитывая сложившиеся отношения с профессором.

—    А нельзя ли этот листок захватить с собой?

—    Милости прошу. Подумайте, поразмыслите. Мелькнет что-либо гениальное, прошу ко мне.

Дроздов в тот день ушел от Протасова с твердым намерением в лепешку расшибиться, а вторую тему непременно разработать.

…На следующий день, после того как рукопись перепле­ли, Борис явился к Резникову и неловко протянул ему свою работу. Николай Афанасьевич удивленно посмотрел на Бориса.

—    Это что здесь?

—    Моя дипломная.

Профессор еще больше удивился.

—    Вы с моим заместителем согласовали?

—            Н-нет… Я… я разговаривал с профессором Протасовым.

– И он без согласования с учебной частью руководил вашей дипломной работой? — Резников все больше удив­лялся.

Профессор пожал плечами и не очень охотно открыл последнюю страницу.

—  Двести восемьдесят две страницы на дипломную работу?!

—  Не двести восемьдесят две, а двести шестьдесят семь. На остальных список литературы, оглавление…

—  Так-так… Работа из пяти глав… Вот и список лите­ратуры. Двести двенадцать работ?! Постойте… на иност­ранном. Какой же это? Так-так, немецкий. Со сто шестиде­сятой начинается. Сколько ж это?

—  Шестьдесят три на немецком языке.

—  И кто же вам переводил? — взглянул профессор на Дроздова.

—  Почему переводил. Я сам.

—  Вы свободно владеете немецким?

—  Да вроде бы. Оттачивал свой рязанский акцент в Берлине.

Резников улыбнулся.

—  Все мы с тем же акцентом… К языкам у нас отно­шение плевое…

Профессор удивленно поднял глаза на Дроздова.

—  Судя по названию — это вовсе не дипломная рабо­та. Да и память мне, надеюсь, не изменяет. Мы обсуждали не так уж давно тематику работ для аспирантов. Это,— Николай Афанасьевич опять взвесил на ладони работу Дроздова,— одна из аспирантских тем профессора Про­тасова.

На этот раз Дроздов по-настоящему растерялся. Выхо­дит, Софья Галактионовна права? Он-то думал, что теща ошибается. Но профессор Резников — серьезный человек, с ним не поспоришь. Зачем же тогда ему дал этот список работ Василий Васильевич?

Борис достал листок и протянул его заместителю ди­ректора.

—  Эти вот темы вы имеете в виду?

Профессор бегло ознакомился со списком.

—  Да, да, именно эти. Тут всего две из восьми. Так что выбор у вас был весьма невелик.

—         Выходит, из-за этого недоразумения мне и дипломную работу не зачтут?

Профессор добродушно улыбнулся.

—       Не спешите с выводами, Дроздов.— Резников встал.— Вот как мы условимся. Дайте мне три… Впрочем, не три дня, а неделю. Я лично ознакомлюсь с ней и сделаю все, чтобы из этой нелепости мы все вышли достойным образом. Вы со мной согласны?

—   Еще бы мне проявлять строптивость!

Профессор, высокий, подтянутый, успокаивающе выставил сухую, узкую ладонь.

— Еще раз говорю: не будем спешить с выводами. Все зависит от качества этого труда.

—   Как я узнаю ваше мнение? — уныло осведомился Борис.

—   Минуту, Дроздов. Вы как-то неправильно понимаете меня. Что бы я в вашей работе ни обнаружил, вы перева­рили свыше двухсот научных трудов, и шестьдесят три из них на иностранном языке. А зная, как вы владеете учеб­ным материалом, полагаю, дипломную работу вы, несом­ненно, вытянули. Нужны еще какие-то успокоительные слова?

— Ну что вы, Николай Афанасьевич! Если зачтете, прямо воз с плеч долой.

Резников укоризненно покачал головой.

—   Воистину прав профессор Протасов: вы не знаете себя.

—   Василь Василич?! Обо мне?

—   О вас.

На том они и расстались. Николай Афанасьевич дал Дроздову свой телефон и попросил позвонить ровно через неделю.

Теперь уже Николай Афанасьевич с любопытством рас­крыл работу Дроздова. Сначала просматривал бегло, по­том стал читать внимательнее. Он ослабил галстук, расстег­нул верхнюю пуговицу сорочки. Но где-то на шестидесятых страницах Николай Афанасьевич снял галстук и бросил егo на кресло. А когда перевалил за сотую, сбросил пид­жак, неторопливо набил трубку и, попыхивая ею, зашагал по кабинету.