Не изменяя присяге

Убийство, а иначе этот скорый расстрел и не назовешь, одного из самых уважаемых офицеров Балтийского флота, капитана 1-го ранга А. Н. Щастного, лишь прибавило ненависти к большевикам в душе мичмана Садовинского.

* * *

Можно предположить, что, еще находясь в Гельсингфорсе, мичман Садовинский получил сведения о том, куда и к кому необходимо обратиться в Петрограде за помощью в организации отправки на Север.

Жизненный путь мичмана Садовинского, после того как он покинул Гельсингфорс, приобретает для исследователя ломкие, во многом пунктирные очертания.

Неизвестно, через какую офицерскую организацию и через какой нелегальный канал действовал мичман Б.-С. А. Садовинский, но сохранились воспоминания офицера Балтийского флота, также находившегося в этот период в Гельсингфорсе, капитана 2-го ранга А. П. Ваксмута об организации отправки его самого и еще двух офицеров флота для борьбы с большевиками в Новочеркасск к генералу Алексееву.

Капитан 2-го ранга А. П. Ваксмут вспоминал: «Я, будучи почти не у дел в Гельсингфорсе, решил обратиться за советом к контр-адмиралу М. А. Беренсу. Тогда же М. А. рекомендовал мне, не теряя времени и с соблюдением крайней осторожности, ехать в Петроград, найти названное кафе на Морской, где встречу капитана 1-го ранга П. М. Плена (бывшего командира “Славы”), и он расскажет, как надежнее доехать до Новочеркасска. И действительно, придя в кафе, я сразу увидел П. М., сидящего за столиком в штатском платье. Для тех же, кто лично не знал его, был дан условный знак. П. М. Плен дал мне свой адрес и просил зайти на следующий день за документами и пропуском. Придя к нему в условленное время, я застал там двух молодых офицеров: лейтенанта С. и мичмана И. с миноносца «Изяслав». П. М. выдал нам троим удостоверение, что мы рабочие и едем на Кавказ строить какую-то дорогу. Документы были со всеми нужными печатями Советов. Где на площадках поездов, где на лошадях, а нередко и пешком по шпалам добрались до Новочеркасска, где были устроены общежития, в которых, к общей радости, встретились с ранее прибывшими моряками».

Финляндский вокзал Петрограда встретил Садовинского пустыми глазницами окон. Стекла все были выбиты. Грязь на перроне стояла непролазная. Глядя на все это, Бруно с сарказмом и горечью думал: «Неужели революционная свобода и чистота — понятия изначально несовместимые?»

В Петрограде мичман Садовинский жил по знакомым, не задерживаясь долго у одних и тех же, чтобы не подвергать приютивших его людей опасности ареста чекистами. Он жил одним днем, ожидая скорой переброски на Север.

По прибытии в Петроград Бруно начал разыскивать Ирину. Сначала он решил побывать в доме, где до войны жили родители Ирины. Пройдя по набережной реки Фонтанки, Садовинский дошел до Невского проспекта. По пути, то тут, то там на стенах домов, ему попадались футуристические черно-красные плакаты: «Беспощадная борьба с контрреволюцией!», «Шагайте без страха по мертвым телам, несите их знамя вперед!», «Через трупы борцов коммуны вперед, к коммунизму!»

Пересекая уходящий вдаль в оба конца Невский, мичман с удовлетворением подумал:

— Слава Богу, регулярности Петербурга не могут изменить никакие революционные бури. Как был он задуман Великим Петром городом линейным, парадным, так и останется вопреки всему и на века.

Наконец, Бруно подошел к знакомому дому. В нем они останавливались с Ириной в свой приезд в конце лета 1916 года. Квартира ее родителей была на третьем этаже. Когда Бруно поднимался по лестнице, у него резко заколотилось сердце. Он остановился, оперся на перила лестницы. Постоял полминуты, пока успокоилось сердце, и стал подниматься дальше. Предчувствие не обмануло его: Ирины не было. Осторожно, через соседей, Бруно выяснил, что они с матерью выехали из города еще голодной весной куда-то в деревню, на пропитание. Дальше следы Ирины терялись в смуте, в разрухе, среди разбитых российских дорог.

— Господи, спаси и сохрани ее, помоги ей, — шептал Бруно, целуя образок Николы Угодника, подаренный ему Ириной.

* * *

Первые офицерские антибольшевистские организации начали создаваться в Петрограде еще осенью 1917 года. Руководитель одной из тайных офицерских организаций, которая работала в 1918 году в Петрограде в основном с флотскими офицерами, капитан 2-го ранга Г. Е. Чаплин впоследствии вспоминал: «Должен сказать, что к маю 1918 года я не избег общей участи и состоял в рядах “тайной” офицерской организации, коим в те дни в одном Петербурге имя было легион. Состоя даже в рядах ее “штаба”, я прекрасно сознавал всю беспомощность нашего положения, главным образом, в силу полного нашего безденежья, и вся наша деятельность в те дни выражалась в переправе лиц к союзникам на Мурман. В те дни во главе этой организации состояло, кроме меня, еще три лица: военно-морской врач, гвардейский полковник и полковник Генерального штаба».