Не ходи в страну воспоминаний (СИ)

— Это темница виноватых!

Неминуемая, она всегда строилась близко с воротами.

— Зайдем?

Около ржавых железных дверей кучей валялся мусор из почерневших листьев, зимующих здесь, наверное, не один год. Над порталом входа чадил фонарик, все стены были замусолены погодой и неопрятностью.

— Заперто, — он дернул за чугунное кольцо, а потом пригляделся, что под ним имеется скважина, — можно, конечно, через окно…

— Ключ поищи, должен в кармане заваляться.

Гарольд полуобернулся на меня, услышав уверенный тон, недоверчиво скосился темным глазом, но все же хлопнул себя по штанинам.

— Надо же… — достал маленький, как для секретера, ключик и свистнул в дырочку, — похож на тот, с которым я насвистывал первые мелодии в восемь лет.

— Наверняка он и есть.

Двери скрипнули так, что я едва не зажала уши. Вернее они протяжно застонали и настолько осыпались ржавчиной, как будто с них слезала обгорелая кожа. Подвальный сырой запах вырвался наружу и смешался с яблоневым.

— Не слабо придется платить владельцу этой темницы по счетам, - сто лет назад закрыл, а лампочку оставил, — и кивнул в сторону слабого внутреннего света.

— Это фонарь, а не лампочка, а хозяин тот, у кого ключ. Входи, посмотрим что там.

Шпага кончиком задела косяк, а каблук сапог стукнул по полированному плиточному полу, - ничего, кроме дальнего огонька было не разглядеть, а свет луны насколько мог, выцарапывал темноту с входа, как белая кошка у черной мышиной норки, так же безрезультатно.

— Хочешь сказать, это все принадлежит мне?

— Да. Ты даже сам ее построил, камень к камешку.

— Не могу вспомнить.

Уже внутри здания Гарольд по любопытству дал мне несколько очков вперед, - пока я заглядывала в одну нишу, он успевал обойти три, но каждая из них пустовала, даже не намекая на то, что кого-либо здесь прежде держали. И он первым добрался до фонарика. Судя по тому, как он замешкался там, я поняла, что один узник все-таки здесь запрятан.

Как выглядят заключенные, что собой представляют, молчат или говорят с тобой, - я не знала. Свою темницу я больше помнила снаружи, чем изнутри, и никаких огней внутри никогда не горело.

— Там кто-то есть?

Но Гарольд меня не услышал. Это меня разозлило, и вместо того, чтобы повторно сотрясать воздух, решила подойти. За королевской спиной не разглядеть было узенькой ниши, а сам он, чутко услышав меня за несколько шагов, развернулся и торопливо сказал:

— Здесь не на что смотреть, Майя. Пошли назад.

— А кто там?

— Какая разница, кто? Я понял, что это за место, теперь можно уходить.

— Постой, —Гарольд подталкивал меня за локоть по направлению к выходу, — но так нельзя… ты не можешь все оставить, как есть.

— Почему?

За пределами было заметно свежее, и даже появился легкий ночной ветерок, развивающий от косяка ошметки светящейся паутины.

— Ты должен что-нибудь сделать.

— Кому должен?

Он спрашивал абсолютно серьезно, а я не знала, как объяснить, что просто должен, и все.

— Зачем тогда приходить сюда? Себе должен, больше никому. Разрушь ее, сотри с лица земли и выкини ключ, или тебе нравиться быть тюремщиком?

— Нет-нет, ты неправильно поняла то, что правильно понял я. Тот, кто во всем виноват, обязан сидеть здесь. Его нельзя выпускать и нельзя прощать. Темницу нельзя разрушать ни в коем случае!

Двери захлопнулись сами по себе, и с таким грохотом, что мы оба от неожиданности пригнули головы. Мне стало нехорошо.

— Это неправильный поступок.

— Узнаю сам себя.

А я его не узнавала. Прежний веселый настрой куда-то исчез, уступив место непререкаемой воле.

— Как угодно.

— Идем дальше?

Дальше? Если нас пустят дальше…

От темницы из сада уже вела мощеная старинная дорога, и идти было легче. По некоторым признакам подступающего к сердцу могильного холодка, неподалеку было кладбище. А просачивающиеся сквозь темный воздух звуки собачьего лая и гонга колотушек, свидетельствовали о городе.

— Ты обо всем здесь знаешь, как правильно поступать?

— Нет.

— Расскажи. В чем я не прав, по-твоему?

Я немного подумала, прежде чем объяснить:

— Человек сов обычно всегда выстраивает темницу виноватых, и постепенно или сразу сажает туда тех, кого таковыми считает. И вместо того, чтобы тратить силы на свой путь, он остается на месте, остается жить там, внутри, вместе со своими заключенными и превращается в тюремщика. Если ее не разрушить, то и не обрести свободы. Человек сов навсегда сам становится пленником “тех, кто во всем виноват”…

— У тебя все получилось?

— Получилось.

— Всех простила и отпустила?

Усомнившись, я посмотрела на Гарольда:

— А тебе действительно интересно знать?

Обычно, в историях о других людях о себе не рассказывают. По всем правилам, он не должен был мне задавать этот вопрос.

— Интересно.