Вся эта смешная сцена для Георга закончилась быстро, потому что время бала истекло. И Майя, и все остальные исчезли, и он обнаружил себя стоящим в фойе дворца детского творчества, в уголке. Два часа истекли, всего два часа. В руках у Георга был тяжелый белый пакет с конфетами и мягкой игрушкой.
— Что, никак за тобой не придут?
— Папа должен прийти.
Дома, вечером, мальчишка лег в прохладную кровать, укрылся покрывалом и никак не мог привыкнуть, что все это началось только три дня назад. И в каждый из этих дней он совершал открытие, - первое о том, что не нужно искать виноватых. Второе, что его недуг дает ему нечто сильное, чего никогда не даст здоровым. Третье, - надежда, что он, может быть, и не умрет. И четвертое, что у него есть союзники. Но… девушка-рыцарь сказала “Оливия бросит тебя”.
— Оливия…
— Да, малыш, — тихо раздалось от окна.
Он вскочил, отдернул штору, и заметил оруженосца только тогда, когда выглянул наружу. Та сидела на карнизе, обхватив руками одно согнутое колено.
— А ты не уйдешь?
— Уйду. Таково правило.
— А?.. — Георг запнулся, — можно тебя спросить?
— Спрашивай.
— За что?
— Я не поняла.
— За что это все случилось со мной? Почему я?
— Ну-у-у-у, — с ухмылкой протянула она, — потому что мы, как ангелы-хранители, приставлены к определенному человеку… а если честно, то не знаю.
— Нет, я не об этом. За что меня? За что их всех, кто сегодня был на представлении?
Лицо девушки потемнело:
— Ты до сих пор думаешь, что сов похож на проклятие? Возможно. Жестокий, беспощадный, смертельный, но дар. Наказание, это у других. Не дай тирану встать на ноги, а то придется возвращаться на кладбище, не смей.
— Хорошо, пусть дар, но за что?!
— Ты не правильно спрашиваешь, раз уж тебя так начал мучить этот смысл. Не “за что?” а “Зачем?”… — Оливия провела ладонью по его щеке, — а на это я с удовольствием отвечу — чтобы стать рыцарем.
Георг задумался. До чего легко перемена одного похожего вопроса на другой изменила смысл. Это плата наперед, за все то счастье, которое будет ждать его после. Чтобы потом, в нормальном и здоровом будущем с ним уже никогда ничего плохого не случалось.
— И разве это все? Всего три дня, а дальше как?
— Мне пора, — Оруженосец накренилась вперед и полетела вниз.
Он в первую секунду застыл, но скорость ее падения была такой маленькой, что стало ясно, - это полет. Девушка исчезла, а он у открытого окна стоял и смотрел на город. Густые сумерки. Теплый ветер доносил запах цветущей черемухи и гудение дороги. Странное было прощание. Он так до конца и не верил.
Поверил, когда прошла неделя. На улицу он выходил редко, только когда кто-нибудь из родителей был дома, сидел на лавочке. Играть его больше не звали. В комнате, изо дня в день, он смотрел в окно, читал неинтересные книжки, смотрел неинтересные передачи по телевизору, и думал, что его жизнь становится болотной трясиной. После пережитого, после сказочной страны сов все стало тихим и медленным, как течение реки на равнине, бездейственным. Георгу все опротивело.
Когда минула еще неделя, и заканчивался май, мама в честь маленького праздника, - его именины, испекла на завтрак творожную запеканку, взяла отгул, и они вместе сходили в детский парк. Ничего мальчишку не радовало. И это была не скука. Вся эта видимость разнообразия была обманкой. Раньше у него было столько дел, - школа, бег, друзья, приключения. А теперь только вот в парк один раз сходили, а потом опять болото. Оливия больше не придет, она вытащила его из колодца, вооружила надеждой и избавила от чувства одиночества, но теперь его сердце захватила в плен… не скука. Нет. Георг по возвращению, вечером, лежал на диване и подыскивал подходящее слово. Оно никак не отыскивалось, и приходилось вспоминать все прочитанное когда-то, чтобы попробовать выразить мутное чувство словами. Ему даже захотелось сесть и написать сочинение на эту тему, как в школе их заставляли раскрывать образ героев. Только он бы раскрыл образ вот этого, не скуки, а… чего?
— Зачем я тогда живу, если я ничего не могу делать? — стоило Георгу взглянуть на стену, где прямо к обоям иголочкой были приколоты его призовые дипломы, как он спросил вслух самого себя.
Он представил, как он станет взрослым, который не сможет работать. Который будет сидеть дома, потому что его сердцу противопоказаны нагрузки, старые родители будут его кормить на пенсию. И ничего больше не случится. Как сейчас. От таких мыслей исчезли остатки хорошего настроения. Мальчишка робко подумал, — а стоит ли радоваться, что живешь, если жизнь заключается в сне, еде, редких прогулках и невозможности стать тем, кем ты хочешь, делать то, что ты хочешь, невозможности воплотить ни одно из всех своих мечтаний? Раньше радость жизни приходила к нему от движения. Как в беге. То он там, то здесь, то этим занят, то тем. Учился, радовал успехами, имел иного друзей. А что теперь? Нет больше источника радости.