Взгляд воина был сосредоточен, но девушка видела, что пока он этого не постиг. А идти и воевать без этого чувства, трудно. Очень трудно. Думать о том, что будет дальше, вообще невыносимо. Георг ведь предполагал, что предстоящая битва с драконом, - это самое страшное, что может случиться, что это последнее. А для Оливии ее собственный страшный день предательства был близок и ужасающ. Она привязалась к мальчишке, она полюбила его как сына или как братика, она на каждом этапе в мире сов, боялась за него.
— Георг, пойми! Ты же понял про осаду крепости, - это почти что так же, только сильнее. Глубже всего.
— Я стараюсь… но как можно жить ни для чего? Это как?
— Когда у тебя нет никого рядом, когда ты одинок, когда нет в жизни целей, когда ты ничего не добился и не добьешься, когда ты понимаешь, что ты никто для всех, и ничего нет впереди. А в прошлом нечего вспомнить… — Даже если ты окажешься один, как этот цветок в пустыне, ты все равно сможешь быть счастливым, если только поймешь…
— Я не хочу. Если я когда-нибудь, окажусь, как он, то я лучше умру… как это, без никого? Как это, никто?
— А вот так!
— Нет. В жизни должен быть смысл. И должен быть кто-то.
— Ладно, малыш. Как скажешь.
— Тогда пойдем отсюда.
— Пойдем. Но это на сегодня не все.
Они вернулись к брошенному одеялу, мальчишку снова укутала темнота, и темнота же его встретила. В палате Оливия мысленно попросила его вытянуть руки, а когда он выполнил просьбу, вложила в его ладони шпагу.
— Она твоя.
— Но это же твое оружие!
— Я оруженосец, у меня никогда нет, и не было своего оружия. Просто не приходило время вручить тебе этот клинок. А теперь пора, - завтра бой. Тебе не страшно?
— Немножко.
Утром он проснулся с рассветом. Мама уже была здесь.
Шпаги рядом не оказалось, она испарилась, словно вся приснившаяся пустыня, но Георгу казалась, что он все еще чувствует тяжесть рукояти в ладони. Она с ним. Он вооружен.
От снотворного он отказался, - накрытый простыней, поехал на каталке, глядя на потолочные длинные лампы. Все. Назад дороги нет. Сердце все же взволнованно билось, - от яркого света в операционной, от белых халатов, оттого, что ему, совсем голому пришлось ложиться на холодное. Незащищенность проколола его всего, с головы до пяток.
Но он справился с собой. Он вообразил, что это не железный стол под лопатками, - его кожу холодят надетые доспехи. Его начали снаряжать для битвы. А когда приступили к привязыванию рук, и снова возникло липкое чувство жертвы на алтаре, он представил, что это затягивают ремешки его куртки. Его готовят к бою, а не к резне. Сейчас его отправят туда… сейчас… уже колют шприцем в вену… уже…
…уже солнце зашло над лугом, и сумерки позднего вечера освещал большой остророгий месяц. Раскидистое дерево чуть в стороне от рощицы, шелестело листвой, и ветки держали, как в колыбели, домик. Звезд было рассыпано так много, словно это была толпа, зрители, собравшиеся на высоких трибунах посмотреть на битву внизу. Георг шевельнулся, - его доспехи звякнули друг о друга. Поднял руку, - шпага обнажена и сверкает длинным кликом. В левой руке оказался щит.
Но противника не было.
Он прошагал сквозь траву несколько метров, дерево стало ближе, но вокруг по-прежнему царила тишина. Тишина, полная стрекота сверчков, легкого птичьего свиста, шуршания лесной полосы, - живая тишина, а не мертвая, как в асфальтовой пустыне. Георг оглядывался, держась наготове, пока не заметил, как из-за ствола вышел человек. Он увидел тонкий абрис другого воина, а когда тот миновал тень и вышел на свет месяца, с удивлением понял, что это мальчик. Такой же, как он, - невысокий и щуплый. Сойдясь поближе, разглядел и его черты, - неестественно бледный, с прищуренными глазами и маленьким сжатым ртом. И он, и Георг были без шлемов. Тонкая шея противника беззащитно торчала из воротника, и руки казались слишком безвольными, он не держал свое оружие, а словно волочил его. Георг даже разочаровался. В школе ему приходилось порой драться, и не с такими хлюпиками. Безусловно, это тот самый дракон, его мучитель, но, видимо, воины должны быть равны, иначе поединок будет нечестным.
Мальчишка неожиданно хриплым голосом произнес:
— А с чего ты взял, что наши силы равны? И что это будет честный бой?
— Защищайся!
— Я? Ты что, хочешь меня убить?
— Да, уничтожить! — он кинулся вперед, замахнувшись клинком…
Георг не умел драться на шпагах. Он никогда не держал в руках никакого оружия, кроме рогатки, но это был уже его мир. И в этом мире у него были и сила, и умение, и ловкость была, не было только жалости. Он понимал, что если проткнет мальчишку, - он убьет не человека, а болезнь. Он освободит свое сердце от недуга и самого себя тоже. Но противник оказался ловок.