Не ходите дети...

Полог перед парадным входом снова раздвинулся, и претендент на престол показался публике. Не то чтобы Шахова так сильно интересовало, кто станет вождём соседнего племени, но он тоже решил взглянуть на мальчишку, о нелёгкой судьбе которого столько слышал от кузнеца. Глянул и… ну да, другого слова, кроме как «обалдел», тут и не подберёшь. Возле входа стоял немного смущённый, но довольно улыбающийся Гарик Алексеев, студент второго курса Санкт-Петербургского университета экономики и финансов. Бывший студент, а ныне – вождь африканского племени ндвандве. И судя по всему, никто из собравшихся не имел ничего против этой нелепицы. Все вопили «Байете, нкоси[1]!» ничуть не тише, чем тогда, когда приветствовали Сикулуми. Разве что стоявшая чуть позади Гарика женщина, та самая, маленькая и дерзкая, с которой два дня назад так мило побеседовал Шахов, не проявляла особой радости. Впрочем, довольной её Андрей и раньше не видел.

Но какого чёрта Гарика называют чужим именем? И почему это никого не удивляет? Они что никогда не видели настоящего Звиде, или его никогда и не было? А может быть, всем настолько пофигу большая политика, что и не важно, кто там чьим вождём станет, лишь бы вдоволь покричать и порадоваться?

– Ты что-нибудь понимаешь? – растерянно спросил кузнеца Шахов. – Ведь это же наш Гарик, а никакой не Звиде. Что за комедию они тут устроили?

– Не понимаю, – честно признался Бабузе. – Нужно спросить у Бонгопы, уж он-то должен знать что к чему.

– Так пойдём и спросим!

– Сейчас? – брови кузнеца изумлённо подпрыгнули. – Ты с ума сошёл, Шаха. Он же стоит рядом с вождём, нас туда не пропустят.

– Тогда что же нам делать?

Кузнец не знал, Андрей тоже. Зато знал Мзингва. Он подскочил к Шахову и принялся трясти его за плечи.

– Почему вы не радуетесь? Наш Нгайи стал вождём. Это же здорово! Я – друг вождя.

Подходящих слов в зулусском языке Андрей не нашёл. Пришлось отматерить шофёра по-английски. Но Мзингва не обиделся и продолжал подпрыгивать и радостно вопить на всю площадь. И он оказался не одинок в этом занятии. Тысячеголовая толпа встречала восторженными криками каждую фразу вождя и сменивших его других ораторов.

Только Шахова и Бабузе происходящее уже не интересовала. Они пытались разобраться с загадочным превращением Гарика в Звиде.

– А что это за женщина стоит рядом с ним? – вспомнил вдруг Андрей. – Я её видел в краале Хлаканьяны. Ты её знаешь?

– Которая? – не понял кузнец.

Женщин рядом с Гариком действительно скопилось множество. Пришлось показать пальцем.

– А-а, – сообразил Бабузе, – та, что ниже всех ростом? Так это ж Нтомбази.

Он произнёс имя таким тоном, как будто Шахов обязан его помнить. И какое-то воспоминание в самом деле вертелось в памяти, но никак не удавалось за него ухватиться. Нтомбази… Нтомба…

– Постой-постой, так ведь она же – мать это самого Звиде! Как же она могла? Почему она молчит?

Бабузе задумался, но не надолго. Работая в своей кузнице, он слышал от заказчиков много разных историй, и давно перестал удивляться чему-либо.

– В том-то и дело, Шаха, что мы не знаем, почему она молчит, – прошептал он на ухо Андрею, не столько потому, что боялся, как бы его слова не услышал кто-то посторонний, сколько опасаясь, что их не услышит сам Шахов. – Наверное, у неё есть серьёзные причины. И послушай моего совета, лучше и сам тоже промолчи. Ты ещё плохо знаешь нашу жизнь, и, если начнёшь выспрашивать, натворишь много опасных глупостей. Клянусь дочерьми, я выясню всё, что смогу, и сделаю это намного осторожней, чем ты. Обещай мне…

Он не успел попросить, а Андрей не успел пообещать. Как всегда не вовремя, в разговор встрял Мзингва.

– Что вы там всё шепчетесь? Посмотрите сюда, кажется, сейчас начнётся что-то интересное.

Шахов огляделся. Вдоль рядов с крайне многозначительным видом двигались несколько человек, облачённых в буйволовые шкуры и при помощи метёлочек из коровьих хвостов опрыскивающих щиты, оружие и курчавые головы тёмной, не слишком ароматной жидкостью. Андрею вспомнилось последнее – семи или восьмилетней давности посещение храма, аккурат перед пасхой. Там батюшка с такой же серьёзностью святил куличи. Да и метёлочки почти такие же. А шкуры вполне могут заменять кумальским служителям культа мантии, ризы и прочие сутаны. Помнится, и Хлаканьяна, вынюхиватель нечисти и местный Ван-Хельсинг, тоже недавно вырядился в нечто подобное. И что интересного увидел здесь Мзигва? Очередной опиум для народа. Да ещё и от незнакомого дилера.

Впрочем, батюшек сзади уже поджимали, поторапливали молодые воины кумало, которых Шахов уже привык называть гренадёрами, и расчищали в центре площади круг диаметром метров в двадцать. А их товарищи выстраивали живой коридор к главным воротам двора. И к ним со всех сторон спешили любопытные, так что Мзингва оказался не так уж и не прав. Что-то затевается.

– Сейчас быка ловить будут, – подсказал кузнец, повидавший в жизни немало военных праздников. – Посмотри, Шаха, это и впрямь забавное зрелище.