А вот Сомали — несостоявшееся государство. После падения правительства в январе 1991 года страна оказалась втянута в гражданскую войну со множеством участников, которые продолжали бороться друг с другом в составе постоянно меняющихся коалиций. Хотя в августе 2012 года при помощи ООН, ЕС и Африканского союза и было создано федеральное правительство, в стране действуют самые примитивные национальные правоохранительные структуры, с которыми соперничают многочисленные племенные ополчения и исламистская партизанская организация «Аш-Шабаб» (деятельность организации в Российской Федерации запрещена).
Более того, две сомалийские провинции, Сомалиленд и Пунтленд, отделились от Сомали сначала как самопровозглашенные (правда, не признанные международным сообществом) суверенные государства, а впоследствии — как (полу)автономные провинции, имеющие собственные правительства и силовые структуры.
Эта ситуация быстро сменяющихся союзов и государственных образований позволяла таким портам, как Кисмайо, Харадхере и в особенности Эйль, открыто функционировать в качестве безопасных гаваней в пору расцвета сомалийского пиратства. Здесь захваченные корабли с заложниками на борту могли стоять на виду и у пунтлендских чиновников, находящихся на берегу, и у моряков военных кораблей разных стран, патрулирующих побережье. В то время как последние не могли предпринимать никаких действий из-за риска для жизни заложников, первые и не могли, и не хотели этого делать.
Не могли, потому что пираты с их связями легко дали бы отпор плохо оснащенным правительственным войскам, а не хотели, потому что влиятельные госслужащие и политики получали свою долю от пиратских операций — некоторые даже проводились при финансовой поддержке властей. Из ряда авторитетных источников следует, что состоятельные граждане столицы Пунтленда, Гароуэ, находящейся примерно в 200 километрах от моря, в период с 2008 по 2012 год финансировали различные пиратские группировки. В свою очередь, пираты вкладывали значительные суммы из своих «выкупных» денег в развитие города.
«Доказательства — на виду: неповторимый отель Holy Day, построенный в форме корпуса корабля, принадлежит знаменитому пирату, который теперь превратил его в комплекс апартаментов». Нельзя сказать, чтобы Пунтленд совсем уж ничего не делал для обуздания пиратства все эти годы: многие пираты были арестованы и попали в тюрьму, но по большей части это был рядовой состав. Как сообщается в отчете группы наблюдателей ООН в Сомали и Эритрее, «пиратская верхушка / организаторы / инвесторы и переговорщики (…) остались на свободе (…) и продолжили организовывать и проводить пиратские операции».
В Эйле, как и в Пулау-Батаме, пока пираты не бросают открытый вызов правительству, их не трогают. Если правоохранительные органы возьмутся за них, могут пострадать мир и стабильность в стране, а заодно и побочный доход потворствующих пиратам властей. Такое положение изменится лишь в том случае, если законные власти Пунтленда придут к выводу, что, поддерживая легальную торговлю, можно заработать даже больше, — тогда пиратские группировки, включая их лидеров, окажутся не у дел.
Похожие благоприятные для пиратства условия наблюдаются и в дельте реки Нигер. Их можно описать как малопонятную связь между официальной политикой (нигерийское правительство и политические партии), неофициальной политикой (этнические и племенные повстанческие движения, такие как Движение за освобождение дельты Нигера — MEND), организованной преступностью на суше и пиратством как ее морским эквивалентом — и все это при чрезвычайно высоком уровне коррупции.
Некоторые наблюдатели открыто говорят о коррупции и «грязных сделках с военно-морскими силами Нигерии» как о факторах, способствующих пиратским нападениям. В частности, «сговор нигерийских пиратов с коррумпированными агентами службы безопасности [позволяет им] держать заложников в среднем по десять дней, пока они ведут переговоры с военно-морскими властями и другими заинтересованными сторонами, и при этом избегать задержания».
Ситуация с нигерийскими пиратами, зависящими от прихотей и нужд влиятельных заинтересованных сторон, отдаленно напоминает историю с Дрейком, которого Елизавета I объявила «своим» пиратом. Уильям Хьюз, бывший глава британского Агентства по борьбе с тяжкими преступлениями и организованной преступностью (ныне часть Национального агентства по борьбе с преступностью), констатировал, что «с местными правоохранительными органами [правительственными учреждениями этих государств] работать очень сложно, потому что все они контролируются министрами и другими государственными чиновниками, которые подозреваются и, возможно, принимают активное участие [в преступлениях]».