– Ведь я же ничего, ничего не сумела для вас сделать, – бормотала она, смущенная и расстроенная. – Такая, право, неудача… просто непостижимо. Обещали, обещали и все налгали. Ах, в какое подлое время мы живем! – воскликнула она. – Одеревенели сердца у людей. Ни талантов, ни души – ничего не нужно. Зачем артисты? Есть ремесленники – и ладно. Прежде, лет 25 тому назад, у вас бы вашего мальчика с руками оторвали. А теперь кого просить! Кому дорого искусство! Нет Николая Григорьича, нет Чайковского, нет Антона Григорьича, никого нет…
Мадам Пинкус слушала, вздыхала и тихо плакала. Когда мать сказала Яше, что они уезжают в Кишинев, он категорически заявил, что не поедет.
– Пусть мама поедет одна. – обратился он к Александре Петровне, – а я останусь с вами. Мне тут очень нравится.
Александра Петровна вздохнула.
– Ты опять приедешь ко мне, Яшенька, только после. Я скоро уезжаю и учить тебя теперь не могу. А после, осенью, я вернусь сюда и мама опять тебя привезет.
– Не хочу и не хочу, – возразил Яша.
– А разве тебе не жалко отпускать меня одну? – сказала мать. – И неужели ты не соскучишься за папой, за Идочкой?
– Я им напишу письмо, – отвечал Яша.
– Разве я могу без тебя уехать? Что ты, Яша, совсем глупый стал!
– Ты приедешь после опять. Я тебе тоже напишу письмо в конверте и с маркой.
Мадам Пинкус начала увещевать Яшу на жаргоне. По мере того, как она говорила, личико Яши вытягивалось и бледнело. Вдруг он разразился судорожным плачем, уткнулся головой в колени матери и стал кричать:
– Я боюсь, я боюсь…
– Что вы ему сказали? Зачем вы пугаете ребенка! – с упреком промолвила Александра Петровна.
– Я сказала ему правду. Если про нас узнает полиция нас посадят в острог, как воров и отправят домой с солдатами, как разбойников.
– Господь с вами! Хоть бы пожалели ребенка, чем он виноват, – возмутилась Александра Петровна. – Не бойся, Яша, не плачь! никто тебя не обидит. Мама пошутила. Я тебе обещаю, что ты скоро вернешься сюда. Я буду тебя учить петь, ты вырастешь большой и умный, будешь петь в театре. У тебя будет чудесный дом и рояль…
Яша перестал на минуту плакать и спросил:
– А лошадка тоже будет?
Александра Петровна невольно усмехнулась. – И лошадка тоже. Только будь умница. Уж я тебя не обману.
Яша понемногу угомонился, но от обильных слез лицо его осунулось и приняло прежнее пугливое, старческое выражение. После обеда, за которым почти никто не ел, мадам Пинкус отправилась к родственникам собрать свои пожитки. Александра Петровна уехала в город. Яша остался в квартире один. Это случалось и раньше, но он не скучал: пел, бегал по комнатам или наслаждался своею любимою игрой, которая состояла в том, что, усевшись на стул, он закидывал на спинку другого стула бичевку или тесемку и пускался в нескончаемые путешествия. Теперь же он забрался с ногами в глубокое кресло Александры Петровны и, сгорбившись, как старичок, сидел тихо-тихо, как бы погруженный в глубокое раздумье. Дуняша позвала его в кухню пить чай. Он поднял на нее свои печальные глаза и отрицательно мотнул головой своим привычным жестом.
– Чего насупился, как мышь на крупу? Иди, коли зовут, я вареньица дам…
Яша опять безмолвно кивнул головой и отвернулся. Он разлюбил Дуняшу и не желал с нею пять чай.
– Ну, как знаешь, – проворчала Дуняша и ушла.
Александра Петровна вернулась, нагруженная свертками. Тут были и книжки с картинками, и кубики, и ноты, и огромная, выше Яши, лошадь-качалка, и пальто, и сапоги, и шапка. У Яши опять вспыхнули глаза и разгорелись щечки. Он с восторгом обнимал лошадь, и облачившись в пальто и шапку, ни за что не хотел снимать ни того, ни другого. Скоро появилась и мадам Пинкус. Яша показал ей свои обновки. Она рассеянно посмотрела на него, на игрушки и сказала, что пора ехать. Тогда Яша опять расплакался и, сложив руки, стал умолять Александру Петровну позволить ему и маме еще хоть одну эту ночь ночевать здесь. “А завтра мы уедем”, – говорил он.
Александра Петровна гладила его по головке, целовала, клялась, что скоро сама за ним приедет. Потом она увела к себе в спальню мадам Пинкус. Там они о чем-то спорили. Яша слышал, как мать его рыдала и отчего-то отказывалась, а Александра Петровна ее убеждала: “пожалуйста, ну прошу вас…” Когда они вернулись в столовую, у обеих были заплаканные лица. Наскоро выпили чай. На Яшу надели новое пальто и шапку. Дуняша быстро уложила в корзинку его игрушки и вещи… На вокзал они приехали за полчаса до поезда.