Похоже, Костян поверил, будто я на самом деле себя убил, чтоб не выбирать ни его, ни себя, и, увидев, как я «сделал» это, перенервничал и потерял сознание. Может, сказалось еще и то «наказание» моих бывших приятелей. Теперь этих тварей даже друзьями, коими я их считал, язык не поворачивается назвать. Да и стыдно, что просто хочется умереть от этого. Но этого делать не буду, еще стоит извиниться перед Костей прямо в лицо.
В палату меня не пускали, сказав, чтобы я ждал в коридоре, но я не мог. Просто не мог ждать, пока мужчина с сединой в волосах и в очках откроет дверь в палату и впустит меня, сообщив, что Костя уже очнулся. Время шло мучительно медленно, иногда даже казалось, что оно и вовсе остановилось. Мимо проходили доктора, интерны отводили пациентов в палаты, какая-то маленькая девочка с двумя смешными хвостиками, улыбнувшись, показала на меня пальцем, сказав, что я петух и сижу на лавочке, высиживая яйца. Ну и где логика? Где, в каком месте я похож на эту птицу? И вообще, петухи яйца не несут, деточка! Вот что хотел я сказать этой мелкой болтающей всякую ерунду девочке, которая, держась за мамину юбку, уже подходила к выходу, помахав мне напоследок.
Приехали, Юра, ты уже с детьми дружишь. Такими темпами я и исправлюсь, о чем так мечтал Совесть. Кстати, где же он, интересно знать? Неужели ушел? Тогда почему же я слышал его голос, сказавший мне не бояться совершить ошибки?
- Привет, – поздоровался кто-то, присаживаясь рядом со мной. Я не поздоровался в ответ и даже не обернулся на человека, продолжая смотреть на белую дверь и ждать, когда же этот врач выйдет и успокоит меня. Но никто так не вышел, а смотреть на проходящих мимо людей порядком надоело, тем более пристальный взгляд человека, сидевшего рядом со мной, тоже начал бесить.
- Что ты хочешь? – прошипел я, поворачиваясь к собеседнику.
И чуть не упал, если это можно сделать, когда уже сижу. Угадайте с первого раза, кто же это?
- Ты что здесь делаешь, очкарик? – закричал я, совсем забыв, как меня видят со стороны окружающие. Еще подумают, будто я какой-нибудь больной, и отправят в соседнее отделение, назвав психом. А кем же называют людей, разговаривающих сами с собой?
- Тс-с-с, ты бы тише себя вел. Внимание привлекаешь, – улыбаясь, сообщил мне Совесть.
- Спасибо, Кэп. Без тебя как будто не знал. Ты же вроде ушел от меня, чего вернулся? – поинтересовался я, хотя внутри, как бы стыдно это не было, все ярко вспыхивало от того, что я вновь увидел эти умные глаза, привычную стрижку, кажется, ставшей немного короче, любимые очки и неизменную радостную улыбку.
- Ну… Я, вообще-то, сильно обиделся на тебя и решил притвориться, будто ушел, а сам, тем временем, следил за тобой. Но, кто же мог подумать, что без меня ты вляпаешься по самые уши? Тебя же чуть не убили. А если бы я, вдруг на самом деле ушел, что бы случилось? На самом деле умер, тебя бы сбила машина или утопили в ближайшем водоеме, предварительно расчленив твое тело на мелкие кусочки?! Я чувствую себя твоим ангелом-хранителем, знаешь ли.
- Вау. Как же мило, – ухмыляясь, произнес я, всеми силами стараясь спрятать свою радость, вырывающуюся наружу. – Ты идиот, очкарик, конченый идиот! Я, мать твою, чуть не сдох! Какой нахер ангел-хранитель? – не стесняясь в выражениях и дальше продолжив обливать мальчишку двадцатиэтажным матом, кричал на все отделение я. Но тот лишь довольно улыбался, искренне, добро, счастливо, что казалось даже странным, когда тебя оскорбляют.
Но я был рад. Стыдно признавать, что без этого ходячего нравоучения, Комильфошки, как я его назвал однажды, было действительно плохо, что мне не хватало любимой фразы «Не комильфо!» и вечных отчитываний в мой адрес. Да, я был доволен, я был рад, я был счастлив.
- Прости, – тихо прошептал я мальчику, у которого от моей фразы чуть не случился сердечный приступ. Глаза удивленно расширились, маленький ротик раскрылся, а лицо преобразилось, став еще счастливее, если это вообще возможно. Нескрываемая радость и счастье излучалось большими порциями в разные стороны непрерывно, освещая все вокруг. Даже Совесть, кажется, стал светлее, хотя, как мне кажется, это просто очередные мои галлюцинации.
- Да я давно простил. Еще тогда, когда ты стал спрашивать у меня совета, как же поступить правильней, когда не пошел на поводу у своего… этого… блин… Зеленого…
- Желтого, – поправил я, перебив мальчика и продолжив дальше его слушать. Ведь приятно-то как!
- Ну, да, Желтого. Он тот еще фрукт, хочу сказать. Противный и какой-то излучающий черную ауру. Никак не пойму, почему же ты раньше этого не замечал? Ох, ладно, главное, что Костя жив, ну, и ты тоже.
- Что значит «ну, и ты тоже»? – поинтересовался я, понимая, что уже придираюсь к каждой мелочи, лишь бы еще раз услышать похвалу в свой адрес. А кому она не нравиться? Вот, так что не нужно на меня так смотреть!
Вдруг дверь в палату открылась, и доктор, которого я ждал целую вечность, наконец-то впустил меня. Совесть медленными шагами последовал за мной, стараясь не отставать, когда я чуть ли не бежал.