Клей бросает короткий взгляд на наручные часы под тонким пластиком медицинского защитного халата. Улыбается тошно и душно. Мне не хорошо. От страха и отвращения тошнит. Липкая тошнота скручивает живот. Руки связаны над головой, к столбу. Подобное уже было, только кончилось хорошо.
— У меня, пожалуй, найдётся пара минут, чтобы объяснить вам, где вы ошиблись. А ошиблись вы, когда предпочли свою работу мне. Я потратил на вас своё время. Силы, нервы, в конце концов… Я был уверен, что вы — моя. Всё ведь шло у нас хорошо! — голос Клея разгоняется от спокойного темпа к почти визгливой нотке в конце фразы.
— И тут ваша сестричка… Эта дура Кларисса является в ваш участок со своим выродком. Видите ли после Академии с ребёнком больше некуда было идти…
— При чем тут она? Не понимаю… И хватит, чёрт возьми, миндальничать со мной! — я знаю Клея, знаю его любимые привычки.
Когда он чем-то разозлён или возбуждён, он начинает «выкать» всем и каждому, не замечая за собой этой смешной пародии на аристократию. Тоже мне — Ганнибал Лектер…
— Ты разорвала наши отношения из-за этой мрази… Из-за работы! Из-за того, что твоя проклятая должность тебе важнее. Ты так стремилась доказать своей сестричке, что ты типо крутой коп. Ну, что? Доказала?! — взрывается терпеливый, самоуверенный Клей.
Он явно сошёл с ума. Я до сих пор не вижу связи между нашим расставанием с ним и Клариссой. Да, так совпало, что она вернулась из Академии Хьюстона не одна, а с маленьким Алексом. И да, ей некуда больше было идти. Не к папаше же нашему… Для Энцо Морелли Кларисса превратилась в изгоя, стоило ей пойти по моим стопам в полицию. И принять её с «выродком», как он выразился однажды, он не хотел. Но… Какое это всё имеет отношение?
Его крик заставляет меня вздрогнуть. Слюна летит мне в лицо, и я стою, еле цепляясь пальцами за столб, чтобы не сползти вниз. Ноги помимо моей воли от страха слабеют. Никогда не думала, что попаду в подобную ситуацию. Предательски дрожат мышцы, и я почти не могу держать голову ровно, чувствуя, как утекают силы.
— Она была не причём. Проблема была не в ней. А в тебе!
— Во мне? Да я грёбанное время тратил, чтобы привести твою хибару в порядок, чтобы сделать из тебя человека! А в ответ что? Презрение?! Никакой благодарности… — холодные, в мерзко пахнущем латексе, пальцы больно хватают меня за подбородок, оставляя синяки.
Страшные пустые глаза Адамса близко-близко и они пугают. Да, если во взгляде Рамлоу полыхает ярость и адское пламя бесконечной войны, то тут нет ничего, тут — равнины безумия… И это страшно. Адамс заносит руку с зажатым в кулаке скальпелем. Лезвие сверкает молнией. Первую секунду кажется, что ничего не произошло, а затем по лицу бежит что-то горячее, обжигающее, пахнущее металлом. Кровь мешается с болью. Пульсирует и жжёт на лбу, возле волос. Сердце заходится в ужасе.
Гнусная усмешка на лице Клея превращает его в того самого психа. Я почти не узнаю его. Лицо скривилось в какой-то дикой гримасе. Черты, что прежде казались мне вполне приятными вдруг растворились, выпуская наружу чудовище, таившееся всё это время. Кто этот человек?! Кто? Озноб бьёт так, что я всё-таки теряю равновесие… Брок не спасёт. Он не приедет. Не вытащит меня отсюда снова. Рамлоу сбежал, почуяв запах свободы, и я осталась один на один с этим монстром.
Мои слабые попытки освободиться не приносят успеха. Взгляд Адамса темнеет. Он подходит к импровизированному столу, любовно проводя пальцами по набору инструментов. Что-то бормочет под нос. От этого полушёпота-полубреда мне становится ещё хуже. В глазах темнеет и я слышу, как колотится сердце… Неужели сейчас — это и есть мои последние минуты? Вот правда последние? Не будет больше ничего: ни света, ни на море не поедем с Алексом… Не будет Алекса? Не приду утром на работу… Не будет моего любимого кофе? Я… Просто перестану существовать? Я не хочу… Я не готова! Я не могу умереть! Это не честно!
Судорожно бьюсь, пытаясь развязать узлы на запястьях. Толку-то… Клей что-то такое там наворотил, что только ножом и разрезать. Когда он вновь приближается, держа в руках большой шприц с прозрачным раствором, я понимаю, что последнее, что я увижу перед смертью будут его жуткие, пустые безумные глаза… Господи, хоть бы я потеряла сознание сейчас, лишь бы не видеть и не чувствовать того, что он задумал… Боже, молю тебя… Сбереги Алекса, если Ты есть… А если нет, то и катись к черту!
Клей грубо хватает меня за предплечье, готовясь всадить иглу, как внезапно срабатывает рация. Хорошо знакомый голос буквально ошпаривает кипятком.
— Ну, ждёшь в гости? Чайник ставь… — даже сквозь эфир голос Брока невозможно спутать ни с каким другим.