Не кричи...(СИ)

— Мы в Нью-Мексико. Тут не введена смертная казнь.

Рамлоу хмурится, явно не понимая, что я имею ввиду. От него тяжело пахнет грязью, потом и кровью. Вижу, как он устало кривится, ощупывая дырку в лопатке. Кровь практически уже не идёт, забившись то ли пылью, то ли просто остановившись.

— Его возьмут копы и отправят на принудительное лечение в психушку, понимаешь? Есть шанс, что он выйдет через лет пять-семь и начнёт по новой.

Золотисто-зелёные глаза вспыхивают пожаром. Кажется, Брок уловил идею.

— Убить? Но ты же хотела оставить его в живых, — мерзкая, откровенно мерзкая, сладкая улыбка расползается по его губам, пока он с какой-то острой нежностью проводит пальцами по челюсти Адамса, словно примериваясь, где будет делать разрез.

Сейчас он ничем не отличается от самого Клея. Я вижу, как танцуют разбуженные демоны. Я слышу их хор в его голове. Или мне мерещится, и это — мои демоны. Кларисса… её исполосованное, изувеченное тело мелькает перед глазами, и ещё десяток таких же, не доживших до своего лучшего дня девушек. Алекс, плачущий у гроба матери. Алекс, вынужденный в одиночестве заканчивать каждый свой вечер… Вновь Кларисса, в моём представлении бьющаяся в агонии под ножом этой мерзости. Как такой приличный, положительный с виду человек оказался такой мразью?.. Липкий страх смерти сменяется внутри яростью выжившего. Стокгольмский синдром тут не про нас. Я уничтожу эту тварь своими руками, медленно, отрезая от него по куску и скармливая диким зверям.

— Нет. Не сразу…

Рамлоу понимающе усмехается ещё страшнее, хватая за копну волос и волоча за собой слабо сопротивляющегося, ещё не пришедшего до конца в себя Адамса.

— Он весь твой, девочка моя, — урчит Рамлоу, привязывая тварь к столбу недалеко от разбросанных на полу инструментов.

Мне ни к чему стерильность. Я не собираюсь сохранять этой пакости жизнь.

Клей визжит, пока я сдираю с него живьём кожу. Тошнота подкатывает к горлу, когда я вижу обнажившиеся связки, мышцы рук и кровеносные сосуды. Всё содержимое желудка вываливается прямо на Адамса, мешаясь с его дерьмом и мочой. Вонь стоит невыносимая. От страха и боли этот ублюдок обделался, попеременно то теряя сознание, то приходя в себя, так же как и его жертвы. Только с той разницей, что за девочками он убирал, чтобы продолжить свои эксперименты по медицине. А я не могу. Не хочу… Меня начинает трясти. Нет наслаждения в этих пытках. Клей вновь всплывает из пучины бессознательности, когда я вынуждаю его прийти в себя. Для таких вещей у него, как ни странно, есть заранее запасённый флакон нашатырного спирта. Надо же, какая ирония и предусмотрительность, хм-м…

Я больше не могу и бросаю взгляд на Рамлоу. Тот стоит неподалёку, оперевшись бедром о крыло машины Адамса с видом профессора, выдавшего задание своему студенту и наблюдающего за правильностью решений. Как только он ловит мой взгляд, шумно и медленно вздыхает, и делает один-единственный шаг в нашем направлении. Нависает надо мной, подхватывая за талию, потому как я еле стою на ногах от отвращения к себе, от отвращения к ситуации, от бьющей по нервам ненависти к Адамсу. Я хочу его смерти. Медленной, мучительной и страшной. Такой же страшной, как у его жертв. И мне плевать, что я представитель власти. Сейчас я — человек, у которого животное, мерзость, архаизм отобрал жизнь близкого и чуть было не отобрал мою собственную жизнь.

— Просто убей его… Ты ведь умеешь это, Брок…

Брок молчит. Смотрит внимательно. Так внимательно, будто хочет задать всего один вопрос. Но не задаёт его. Я знаю, что он хочет спросить: уверена ли я, что буду спать спокойно, зная, что своим согласием убила человека? Да! Да, чёрт возьми, я буду спать спокойно, на много спокойнее, чем если бы он остался жив. Киваю. Лицо Рамлоу освещает едва заметная грустная и в то же время понимающая усмешка. Он переводит взгляд на обоссавшегося от страха Адамса.

— Смотри мне в глаза, пакость! И не смей кричать! Не кричи… — бросаю я, подходя вместе с Рамлоу к висящему на столбе Клею, — смотри… И запомни — я привела с собой твою смерть…

Рамлоу смыкает жёсткие пальцы на глотке Адамса. Я слышу хруст сминаемой гортани и адамова яблока. Такая смерть медленна и мучительна. Глаза Адамса выкатываются из орбит, когда воздуха начинает не хватать. Лицо сперва багровеет, затем начинает синеть. Пальцы всё сильнее стискивают его глотку и я вижу с каким наслаждением Рамлоу душит его. Он склоняется к лицу Адамса и еле слышно шипит, брызжа слюной. До моего слуха доносится лишь: «…Алекс…»

Грязь валится с Рамлоу на пол, и я ловлю себя на мысли, что он оставил по себе слишком много следов. Кровь, ДНК… Надо позаботиться об этом… Сжечь всё? Оставив тело среди этого бардака. Прежде, чем вызвать сюда копов, надо уничтожить следы пребывания Рамлоу. Всё-таки он здорово помог мне. И имеет право остаться инкогнито в этой ситуации. Я не могу считать убийство Адамса убийством. Скорее очищение планеты от мусора…