(Не)Кулинарная книга. Писательская кухня на Бородинском поле

Я не солю и не перчу. Потому что отправляю в миксер и хорошо мне известный и давно пользуемый острый перчик (см. рецепт моего борща). Не солю, потому что копчёные рёбра и так достаточно присолены. Для меня. Но я вообще не слишком большой фанат соли. У меня в анамнезе по материнской линии все помирают от кровоизлияния в головной мозг, к которому приводит повышенное кровяное давление, да и вообще порода у нас склонная к отёкам (и ожирению!), так что к соли я с детства не приучена. И когда ко мне приезжают мои близкие подруги (Ленка из «Моего одесского языка» и «Одесского фокстрота», Леська из серии «ЕУ», мелькнувшая в «Девяти месяцах» как дама, умудрившаяся продать операционный микроскоп, взгромождаясь на рахмановку) и нам лень особо заморачиваться сервировкой, то салат мы едим из одной миски. Свою сторону подруги щедро обсыпают солью, перчат и прочим разнообразным образом портят вкус продуктов. Каперы на службе у Её Величества в дальних переходах забивали тухлятинку специями, но сейчас такая необходимость отсутствует. Хотя у некоторых чрезмерная тяга к специям осталась.

Довели до кипения с рёбрами – и томить на краю печки. Или на медленном огне.

Подавать, посыпав мелконарубленной зеленью.

Всё.

На ГОРОХОВЫЙ СУП: свежие рёбра, грудинка, горох, растительное масло, острый перчик, лук репчатый, чеснок, корень сельдерея и/или петрушки, зелень.

Фасолевый суп, гречневая каша, соус из белых грибов, ленивые голубцы

У нас дома – это «суп с историей». Для облегчения восприятия можно назвать его «фасолевым». Но я понятия не имею, как варится идеологически верный фасолевый суп. Надо как-нибудь уже глянуть в Сети. Впрочем, облегчение восприятия не входит в мои цели и задачи. Потому буду называть его «суп с историей». Не в смысле как «суп с лапшой», а в другом значении. Именно как суп, имеющий долгую персональную историю.

В каждом доме есть такое блюдо, я уверена. Кто-то обожает сырники только потому, что они навеки спаяны с детством. Мой «суп с историей» навеки связан с моей юностью. Но он, конечно же, сильно эволюционировал в процессе жизни со мной.

Давным-давно, когда в Одессе редко говорили по-украински, а на крышу Морвокзала можно было попасть только когда приходил из рейса мой будущий недолгий первый муж, я была молода, и был у меня друг по кличке Примус. Кто читал роман «Коммуна» – в курсе. Кто не читал – тоже всё просто и понятно: есть больная на всю голову студентка; у неё есть мудрый друг, товарищ и брат. Больная на всю голову студентка совсем не умеет жить самостоятельно, а мудрый друг, товарищ и брат – умеет. Хотя разница в годах между ними – пфуй. Студентка переезжает в комнатку коммунальной квартиры – внезапно свалившееся на голову «наследство» от бабкиной сестры. Денег у неё нет, руки произрастают не из положенного места, из имущества и навыков – только огромный мешок никчемных желаний и два чемодана нелепых фантазий. И вот они оба-два – пустоголовая студентка и её разумный товарищ, – разбирают скарбы, имеющиеся в тёткиных шкафчиках, буфетах и прочих пыльных углах…

Пусть для удобства изложения здесь студентка будет не студентка, а я в юности. А Примуса оставлю Примусом. Это будет приятней для тех, кто с ним знаком и любит его. Кто не знает – тем всё равно. Ну вот такой человек по кличке Примус. Мало ли какие прозвища у людей. Нарышко, Тучко, Розум, Кутуз, Голенище, Арак, Ермола…

Итак, в Одессе, четверть века тому…

– Ух ты! – Восхищённо присвистнул Примус, открыв очередную тёткину шухлядку. – Фураж!

На свет божий был извлечён холщовый мешочек. Примус прощупал его. Содержимое отозвалось лёгким размеренным шуршанием.

– Пуговицы? – спросила я.

– Бобы! – Веско, значительно и немного алчно резюмировал Примус.

Усушенная до состояния трёхтысячелетней мумии красная фасоль грохотала ничуть не хуже пуговиц. И казалась такой же съедобной. То есть – несъедобной. Как пуговицы. Или как мумия. На выбор. Лично мне вспомнился только Чарли Чаплин, поедающий ботинок. Оказывается, у Примуса были такие же ассоциации. Джеклондоновские.

– Ты будешь Смок Белью! А я – Малыш! – Торжествующе возопил Примус. – Я бы и сказал, что я буду – Смок Белью, а ты – Малыш, но ты начнёшь ныть, что Смок Белью именно ты, а я – Малыш, так что считай, что мы на эту тему уже поспорили и я согласился, что ты – эгоистичный влюбчивый безголовый авантюрист, а я – таки преданный, верный и житейски-мудрый надёжный товарищ!

Пока я соображала где и в чём именно здесь Примус хочет меня уколоть, он уже воткнул в розетку старый страшный электрический чайник в рифлёную поперечную полоску. Чайник взревел самолётно и мой милый друг залил красновато-бурые камешки кипятком. Состояние камешков не изменилось. Они вели себя как любые камни, залитые водой – оставались камнями. Разве что пылью подёрнулась успокоившаяся поверхность водоёма.