(Не)Кулинарная книга. Писательская кухня на Бородинском поле

– А-а-а! Сволочи-скоты-кретины, ненавижу!

Да-да, моя подруга Елена Петровна это вам не моя бабка Полина Фроловна. Ленка, она ни дня без вопля, лёгкой истерики, средне-тяжёлой сплетни и речитатива «как-я-устала-на-работе-а-тут!..» Ну и все мужики, включая собственно мужиков, а так же: отца, брата, сына – все сволочи-скоты-кретины. А бабы все – дряни. И им, этим дряням, тупо, бессовестно, несправедливо повезло! А тут вламываешь, как!.. И, блин, ни один мужик!.. (Мужиков было и есть дохренища, но сильных Ленка изгоняет из своей жизни сразу, а слабеньких некоторое время тетешкает, а потом тоже изгоняет. Только избавиться от слабенького мужика, как показывает Ленкин опыт, – та ещё задача. Сильные-то сами уходят, а слабеньких надо с диваном и фрагментом батареи из дому выносить.)

И вот Ленка, подобрав волосы в обруч, и замотав хвостище резинкой, начинает всю эту гору продуктов обрабатывать. Потому что к папе, скотине, сегодня приедут друзья-товарищи, а ей это за что?! (Папа живёт в соседнем доме.) У брата Ваньки, сволочи, сегодня день рождения, но почему вечно она?! (День рождения и у Лены, они двойняшки, но почему-то действительно всё время она, хотя кабана и рыб притащил Ваня и/или папа.) Или вообще – ни у кого никаких гостей и дней рождений, но в пять морозильных камер от пола до потолка продукция охотников-рыболовов и заведующих отделениями хирургического профиля больницы, обслуживающей всю область – и, значит, частенько получающих гонорар натурой, – уже ничего не помещается. Но этот, сука, грёбаный индюк-кретин для чего-то родился!

И вот ворча, шипя и матерясь, Ленка посреди всего этого пира управляется покруче Игоря Кио с его фокусами и иллюзиями. Если тихонечко присесть в углу на низенькую скамеечку и не отсвечивать, разве иногда в нужных местах угукать про сволочей и поддакивать про скотов, можно наблюдать чудеса. Ленка влёгкую может обслужить банкет человек эдак на пятьдесят. Без поварят. Нет! Сиди! Помогать не надо! При этом у неё вообще не скапливается грязной посуды и прочих отходов производства. Всё невероятным образом чистится, моется, нарезается, кромсается, варится, жарится, тушится. Громокипящий кубок какой-то! Крылолёт буеров. Кто-то здесь зацелован, там кого-то побили… Да, иногда Ленка просит меня почитать стихи. Когда-то она была единственной, кому мне не было неловко читать свои юношеские рифмованные глупости. Я писала ей забавные рифмочки на всяческие случаи, и она их даже трепетно хранила в отдельной папочке. Речь о том, что я буду писателем, ещё и близко не шла! Но то, что моя мать и мои мужики считали, кто сумасшествием, кто блажью, – Ленка считала даром божьим. С ней мне никогда не было стыдно. И когда-то мы носили косухи размера XS. В те времена, когда юный же Дима Маликов выбрал Ленку не то мисс обаяние, не то просто королевой бала на каком-то концертике на летней одесской площадке. И пригласил её на ужин. А она не пошла. Потому что мы были безумные, бесстрашные и свободные. В том числе от дим маликовых… Мы вам тут богини, а не пианину грызть. Свою я утратила в странствиях. Не пианину. Косуху. Хотя пианину тоже. По слухам, последний след моего прекраснейшего Риониша несколько лет назад обнаруживался у брата на даче. Зачем ему пианина? А Ленка свою трепетно хранит в шкафу. Косуху. На пианине Ленка играть не умеет. Зато это единственная женщина в известной мне вселенной, которая умеет и любит (ЛЮБИТ!) чистить рыбу. Самый лучший симфонический оркестр нервно курит всем составом, когда Ленка чистит рыбу. Это балет, как Ленка чистит рыбу! Это опера!

Так. Определилась. Пусть будет летний!

Тем более, что именно летний борщ в Ленкином исполнении, это Песнь Песней, и делайте со мной всё, что угодно!

Я его готовлю модифицировано. Структурно-облегчённый вариант. Ну, всё по порядку.

Во-первых, как и любой борщ, этот борщ готовится ранним утром. Ещё росы на травах и можно выйти во двор босиком и побродить по газону с рюмкой и сигареткой. Мир чист и невинен. Борщ, щи и мясная солянка вообще требуют особенно ритуального подхода. Надо настроиться. Кто-то курит, кто-то танцует. Ленка ворчит-бурчит и бесится. Мне же надо прийти в состояние светлейшей опустошённости. Результат один, несмотря на разные методики. Потом возвращаетесь в дом, где на столе уже лежит вот это всё. Индейка – борщ всё же летний. Впрочем, сойдёт и курица. И кабан. И телёнок. И гусёнок. И барашек. Я люблю летний борщ с индейкой. Екатерина Великая писала Вольтеру, что каждый крестьянин в её государстве каждый же божий день ест курицу, а то и индейку. Императрица ошибалась. Хоть период её правления и называют просвещённым абсолютизмом, но до просвещения нам и сейчас, как до другой планеты иной вселенной. Но вот индейку с курицей уже таки может позволить себе любой крестьянин. Не прошло и двухсот пятидесяти лет. Мысль материальна. Просто медленно материализуется. Медленно – немедленно, – а с мыслями осторожней. Иногда просто лучше читать. Или готовить. Или танцевать. Безо всяких мыслей.