Не лги себе

Рука потянулась к нитке розовых стекляшек, обвивших шею, но тут же бессильно упала.

— А еще что сказал? — Это уже шепотом, с мольбою.

— Просил не говорить вам о письме. Чтобы не расстраивать. Сказал, что вы хорошая девушка и ни в чем не виноваты.

Она испытующе посмотрела на меня: не вру ли? Я честно выдержала ее взгляд. Даже ободряюще улыбнулась ей.

— Шахназ, мы обе женщины. Видите, я не допекаю вас никакой официальностью. У каждого корреспондента свой метод. Меня послали только разобраться. Крушение вашей любви не тема для фельетона, вы же понимаете. Но мне бы хотелось знать, что у вас произошло. Лично у вас с Рашидом.

Она чуть задумалась. Вернуться назад к счастливым дням, отыскать затоптанное и отдать чужому человеку — не легкое дело. Не буду торопить ее. Тем временем я открыла сумочку, чтобы посмотреть расписание поездов, любезно переписанное рукой клетчатого шарфика. Она сделала это в день моего приезда, на случай, если я решу возвращаться поездом. Два поезда в сутки, и оба проходящие.

— Одну минутку, Шахназ.

— Покажите письмо. Если можно.

— Детский почерк, Шахназ. Ничего тут не узнаешь.

А пальцы торопливо перебирают блокнот, командировку, носовой платок, паспорт. Ага, вот оно! Не вынимая его из сумки, я приложила к нему четвертушку белой бумаги.

Ну, не такая она дура, как я думаю. Названия поездов написаны небрежно, буковки средние, да и много ли их, чтобы сравнить с анонимом! К тому же письмо написано фиолетовыми простыми чернилами, тогда как у дежурной ручка заправлена зелеными.

Я щелкнула замком своей сумки.

— Не стоит пачкаться, Шахназ. Лучше поговорим о Рашиде. Почему вы расстались?

— Что о нем говорить. Что было, того не вернешь. Дети у него.

Слишком разумно, чтобы я поверила. Ждать от нее полной откровенности тоже наивно, не подруга ведь.

— Я слышала, мать его настояла на этой женитьбе.

— Чего на мать сваливать. Не захотел — не женился бы. Покорности искал, вот и вся причина. Наши мужчины покорность любят. С этого и начались наши ссоры. Еду на совещание или еще куда — не езди, там мужчины будут. Что бригадир я — тоже нехорошо, слишком на виду. За границу меня пригласили — откажись! Поехала, вернулась, а в его доме Фатима…

— Значит, он любил вас. Ревновал.

— Вы думаете? — спросила она с надеждой. — Любил — и женился на другой? Так бывает?

— Да. По глупости. И тогда говорят, что сделали это из принципа. Он говорил вам это?

— Больше мы не встречались, — тихо сказала Шахназ. — Только в магазине. При всех…

Потупившись, она перебирала розовые бусы. Воплощение скорби и женственности. И все-таки наш век — это век контрастов и придирок. В скорбный облик Шахназ вдруг ворвались ее неприкрытые колени. И тут же услужливая память вывела мне из давности другую девушку — одну министерскую «юнону», секретаршу по имени Люся. Совершенно необъяснимо, почему она решила при мне принять ванну. В зеленоватой воде она лежала, как статуя. Топорщились ее маленькие розовые груди, очень маленькие по сравнению с большим, несколько глуповатым, каким-то непропеченным бледным лицом. Но главным очарованием во всей ее обнаженной фигуре были даже не груди, а ноги. У меня нет слов описать, как были они прекрасны. Длинные, плотно сомкнутые в бедрах и как бы струящиеся потом до кончиков ногтей, пошло покрытых перламутром.

Ноги Шахназ тоже прекрасны. Необычайно стройные, сильные, с высоким подъемом, отчего черные замшевые туфли казались совсем маленькими. Простит ли она меня, умница Шахназ, за недостойное сравнение с Люсей. У той и фамилия-то была противная: Бизюкова.

Тик-так, тик-так! — пританцовывал на стене маятник.

Я взглянула на часы и замерла. Стрелки подвигались к шести. Позвонить Рашиду, чтобы он задержался? Или пусть придет. И пусть они посмотрят в глаза друг другу. Я знаю, что Шахназ жаждет этого. Нет. Я обязана предупредить!

— Шахназ. Он придет сюда.

— Рашид?! — она вскочила вся просиявшая. — Он знал, что я приду?

— Нет. Так получилось.

— Но как же я? Если узнает Фатима…

— Она уехала в горы.

— Да, да. Я знаю. Наргис говорила. Но она может узнать. Это нехорошо, правда? Что обо мне подумают?

Глаза Шахназ лихорадочно блестели. Она была сама не своя от радости и от страха. Но радости было больше, и я не нашла в себе сил оборвать эту тоненькую звенящую ниточку.

— Ничего особенного, Шахназ. Я буду тут же. Кто посмеет сказать о вас плохо?

И вдруг я вспомнила о дежурной, об этой клетчатой змейке, с ее мерзкой философией о многоженстве. Конечно, она видела, как прошла ко мне Шахназ. И увидит также Рашида. И в следующем анониме будет уже фигурировать встреча их в гостинице при попустительстве корреспондента!

Да плевать мне на это! Я-то знаю, как невинна предстоящая встреча.

— Кстати, Шахназ, любопытный был у меня разговор с одной местной девушкой. Она уверяет, что зря отменен закон о многоженстве. Что этот закон гораздо лучше закона о разводе. Отец остается при детях, а в том, что он возьмет вторую жену, никакой трагедии нет. Я поспорила с нею.