Не лги себе

Легким шагом вошла она в рыбацкую слободку и, тихонько напевая, направилась на ту сторону бухты, где стоял заветный дом. Он стоял у самой воды — каменный домик, крашенный синей краской. В прошлый раз прямо с пляжа они пришли сюда и на терассе пили чай, который кипятила на керосинке Катя. Заслышав, что Яники дома, пришла было тетя Настя, соседка, выполняющая ту же роль, что и Пелагея в Успенске, но Антон Петрович тут же отправил ее обратно: «Не беспокойтесь, у нас теперь Катя есть». Ну кто бы еще так сказал, чтобы порадовать ее сердце? «Катя есть»!..

…Тот берег бухты был усеян купающимися. О, как тиха, как зелена глубокая вода залива.

На каменных ступеньках террасы Катя увидела мальчика. Витя! Только сейчас она поняла, что совсем забыла о нем.

Остановились подле ступеней и легонько вздохнула. Мальчик обернулся.

— Здравствуй, Витя. Вот и я приехала к вам. Папа дома?

— Он в море.

— Ах вот как… Ну, что же, — она решительно присела на ступеньку. — Тогда я побуду с тобой, ладно? Ты, стало быть, один дома?

— Да.

— А что же ты играешь на самом пекле? Голова заболит.

— Я не играю, — серьезно ответил мальчик. — Я строю корабль.

На ступеньках повсюду валялись щепки. Зажав худыми коленками выдолбленную дощечку, мальчик ладил к ней паруса.

— Это линкор или крейсер? — спросила Катя, хотя и сама не знала, какое должно быть между ними различие.

— Фрегат, — неожиданно ответил Витя.

Катя покраснела. О фрегате она тоже не имела понятия.

— Ты любишь море? — спросила Катя, чтоб только что-нибудь спросить.

— Море все любят, — по-взрослому ответил мальчик, и Катя почувствовала в его ответе нескрываемую неприязнь к себе.

— А тебе не скучно? — опять спросила она.

— Скучно, — односложно ответил Витя. Он не понимал, как можно спрашивать о таких ясных вещах, и перестал обращать на нее внимание. Теперь Катя наблюдала за его усилиями придать мачте вертикальное положение. Потом предложила носовой платок. Витя взял.

— Придется его гвоздиком приколотить. Ничего?

Катя разрешила.

— Что же вы мне голубя не привезли? — спросил вдруг мальчик. — Не догадались, да?

— В следующий раз обязательно привезу!

— Так, значит, вы еще к нам приедете?

— Но ведь нужно привезти тебе голубя, — нашлась Катя.

Мальчик улыбнулся. Он улыбнулся совсем как взрослый. И глаза у него были взрослые, серые, с холодком.

— Папа не оставлял записку?

— Оставлял. Вот…

Оказывается, записка все время была в его ладони, и Катя с трудом прочитала, что в море ей следует добираться при помощи дяди Кости. О содержании записки Витя, оказывается, знал.

— Поедете к нему, да? Он ждет вас, — добавил мальчик, глядя ей прямо в глаза. — Я бы тоже поехал, папа разрешил, но мне не хочется. Нынче они баркас поднимают, а потом сюда его притащат.

— Тебе правда не хочется? — низко нагнулась к нему Катя. — А то поедем со мной? Вдвоем как-то веселее.

Он упрямо мотнул головой.

— Нет, мне не хочется. Мы с тетей Настей за продуктами поедем. В горы, к знакомым. За брынзой и за яйцами. У них как раз собака ощенилась, так я щенка себе выберу. Папа мне разрешил. А вы обратитесь к дяде Косте. Он скоро хлеб повезет водолазам… Папа любит теплый хлеб.

— Но как же я найду дядю Костю?

— Во-он там, у причала, в желтой майке.

Дядя Костя восседал на корме лодки, как смуглый бог.

— Это вы дядя Костя? — робея, спросила Катя.

— Ну, я, — сказал грек и сплюнул в зеленую воду окурок.

— Мне нужно в море, к водолазам. Антон Петрович велел обратиться к вам. Вы хлеб туда повезете?

— Хлеб уже в лодке, — сказал Костя, показывая на небольшой деревянный ящик с кованой крышкой. — Вот сюда и садись, удобно будет.

Он так ухватился за весла, так заиграл каждым мускулом обнаженных рук, будто собирался доставить Катю к самому Нептуну. Покойная зеленая вода забурлила, запенилась за кормой, погнала на берег ленивую волну. Лодка стремительно вылетела через горловину, радостно взмахнула красными веслами-крыльями, словно ахнула при виде открытого моря. И понеслась. Крупная зыбь подхватила ее и начала шлепать по бокам. Катя инстинктивно ухватилась за борта.

— Сиди, сиди! — приказал грек.

Лицо его было залито солнцем. Он грудью налегал на весла и ритмично откидывался назад. А берег отплывал назад, тоже весь сверкающий и праздничный от солнца. Наконец Катя увидела подъемное судно. Квадратное и широкое, как противень, низко, но самые борта, сидело оно в воде. Из трюма доносится стук мотора. Толстый, туго натянутый трос наискосок уходил в глубину, как будто это была леса с наклевкой. Лодка чуть стукнулась носом в стальную обшивку судна, и Костя, сложив ладони рупором, гортанно крикнул.

Из кубрика вышел Антон Петрович.

— Вот «племянницу» свою привез, — сказал Костя. — Пришла к моей лодке, «дядю» спрашивает. Где тут, говорит, дядя Костя?

Стыдясь грека, который, впрочем, не смотрел на нее, и зажимая подол коленками, Катя взобралась на судно. К борту подошли еще три молодых рабочих.

— Смелее, девушка, смелее!

— Европа на быке! Эй, Костя, видел такую открытку? Как Европа на быке море переплывала.

— А при чем здесь бык? — обиженно спросил Костя. — Вот увезу сейчас хлеб обратно. Зубоскалы!