Не лги себе

— Спасибо тебе, Костя, — просто поблагодарил Антон Петрович. — Приходи вечерком, посидим на веранде.

— Теперь вам не до меня будет!

Антон Петрович засмеялся, махнул ему рукой, и лодка вновь запрыгала по волнам — уже в обратный путь, в бухту.

— Ну вот, Катя, вы первая женщина, посетившая наше судно. Располагайтесь. Жаль, немного опоздали, водолазы уже поднялись.

На палубе валялись скафандры, шланги, все это остро пахло морем. Лебедка, у которой стоял голый до пояса загорелый парень, с усилием поворачивала огромную катушку, выбирая мокрый трос. Чувствовалось, что идет тяжелая работа.

— Я так рад, Катя. Я ждал все эти дни, хотя мы и условились о субботе. Почему вы не приехали раньше?

— Но вы же сказали в субботу. Я и раньше могла…

Он взял ее прохладные пальцы и приложил к своему разгоряченному лбу.

— Я думал о вас все эти дни. Откуда вы взялись, Катя?

Он был в синей рубахе, парусиновых брюках и сандалиях. Счастье светилось в его обычно холодноватых серых глазах.

— Идет! — крикнул рабочий, и оба они вздрогнули.

— Кто идет? — не поняла Катя.

— Баркас идет. Из моря. Стойте здесь и наблюдайте.

Он скрылся в машинном отделении, оставив ее на палубе с тем рабочим, что управлял лебедкой.

А снизу от машин уже поднимались наверх люди, чтобы смотреть, как работает лебедка. Стоящий у лебедки рабочий что-то объяснял им вполголоса и, когда смотрел на Катю, улыбался.

Катя подошла к этим людям и стала расспрашивать, как нашли затонувший баркас, кто именно нашел и страшно ли ходить по морскому дну.

— А вот сейчас водолазы поднимутся, ты у них и спроси. Они по дну морскому, как по Примбулю, гуляют, только что без девушек.

Примбуль — это Приморский бульвар, быстро сообразила Катя. Примбуль, Примбуль! Ну и словечко!

— Чего смеешься?

— Да любопытно, как вы там гуляете. Дельфинов не боитесь? Хоть бы меня когда на глубину взяли.

— Рыбы тебя испугаются. Они красивых боятся. К водолазам, правда, привыкли, у тех глаза всегда выпученные, как у самих рыб.

— А почему выпученные?

— Выходи за водолаза, узнаешь.

Надсадно гудел мотор, сотрясая судно. Парень кричал что-то еще, но Катя не слушала. Из воды лезла темная громадина. Виднелась кургузая будка, густо облепленная ракушками. Не заметила, как подошел Антон Петрович.

— Ну и денек сегодня! С утра хлопочем. Этот баркас лежал днищем кверху. Пришлось перевернуть. Но бывали случаи, когда килем кверху — приходилось тянуть. Например, линкор «Марию» на севастопольском рейде. Техника была слабая, пятнадцать лет бедняги возились.

Мертвое суденышко заколыхалось на воде. Мотор продолжал гудеть. Нагнулся кран, и подъемное сооружение осело еще больше.

— Сейчас мы его в воздух поднимаем, — оживленно сказал Антон Петрович. — Так в воздухе и потащим. Ослабить трос!

— Есть ослабить трос! — отозвались внизу.

Все это походило на рыбную ловлю. Не дай бог трос оборвется и баркас снова уйдет в глубину! Он висел над морем, чуть поворачиваясь из стороны в сторону. Вода выливалась из него шумной струей.

Подошел водолаз. Глаза у него были красные, и он прижмуривал их.

— Это и есть ваша сибирячка? — спросил он у Антона Петровича, здороваясь с Катей. — Ждали мы вас сегодня. Ну как, хотите на дно морское?

А рука у него горячая, сильная, он так сдавил Катины пальцы, что они заныли.

«Что же он всем рассказал обо мне? — дивилась Катя. — Зачем он это?» Но ей было приятно среди этих дружелюбных людей. Вот достали со дна погибший баркас и радуются. Не столько, очевидно, ценности своей находки, сколько тому, что они умеют это делать, что человек властен над глубиной моря.

Витя ждал на берегу в окружении мальчишек. Они дружно крикнули «ура».

Потом ужинали втроем на веранде. Кате все здесь нравилось. Особенно простота обстановки. Она и отдаленно не напоминала успенского особняка. Ни позолоченных тарелок, ни старинной мебели с кривыми, словно, рахитичными ножками. Прямо на клеенке лежали вареные яйца и первые помидоры с толстой кожицей. По примеру Вити они тоже ели их не разрезая, круто посыпая солью и перцем. И наконец, к чаю — брынза, залитая крутым кипятком.

— А щенка я потом возьму, он еще маленький, велели подождать, слышишь, папа?

Катю мальчик словно не замечал, хотя, если она спрашивала, отвечал вежливо и внятно. Ему просто хотелось, чтобы она поскорее ушла, оставив их вдвоем с отцом. А Кате тоже хотелось остаться вдвоем с Антоном Петровичем.

— Тебе не пора спать? — спросил отец.

— Но ведь завтра воскресенье, — слабо запротестовал мальчик. Антон Петрович ласково привлек его к себе.

— Я скоро приду к тебе. Вот посидим, поговорим с Катей — и приду.

Но разговора долго не получалось. Он курил, осыпая в темноту с веранды золотистые искры, Катя мыла посуду, очень стесняясь своей нечаянной роли хозяйки.

— У него какая-то болезненная привязанность ко мне, — после долгой паузы сказал Антон Петрович. — Я бы этого не хотел. Он уже пережил одну утрату. Ему было четыре года, когда умерла мать…

— Почему вы так говорите? — испугалась Катя. — Вы как-то странно сказали — «уже пережил одну утрату».

— Моя профессия опасна.