— Ты летом приезжай, — обрадованно сказала девушка. — Вот бураны отыграют, ручьи отшумят, тут тебе и лето. Я тебя в рощу свожу по ягоды. Земляники у нас красным-красно.
— Ты и сама как ягода, — неловко пошутил Саша. — Колхоз у вас, что ли?
— Совхоз обещали, когда поехала. Мы, кроме свеклы, еще подсолнечник выращиваем. Приезжай, семечек полузгаешь.
— А что, и приеду! — веселея, заверил Саша. — Этот ваш, как его, «опер», что ли, на пенсию не собирается? Кстати, чего это ты его «опером» окрестила?
— Так он давно пенсионер, бывший чекист. Наш, самохваловский. Интеллигенции у нас хватает, — с неожиданным апломбом сказала Клава.
Саша проводил ее до вокзала и там, не стесняясь, при всех, поцеловал на прощание. Очень нравилась ему самолюбивая насмешливая девушка. «Приезжай, семечек полузгаешь». Ну и чудачка!
Поезд давно скрылся в белых снежных вихрях, а он все стоял на платформе, как бы силясь увидеть сквозь них то суленое ему лето, с красной душистой земляникой под белыми березами.
ВЗРОСЛЫЕ ДЕТИ
В августе и сентябре этот высокий прямой старик с аккуратной белой бородкой изо дня в день ходит на вокзал встречать поезда. Из других носильщиков, одетых по новой форме, которая будто бы соответствует форме носильщиков других стран, Петрович, как зовут старика, выделяется своим белым фартуком, степенностью пенсионера и еще тем, что он работает без тележки, то есть по старинке и опять же вразрез с установившейся вокзальной модой на Западе…
Что ему гнаться за модой? Он пенсионер, и этим сказано, если не все, то многое. Пенсионер-железнодорожник. Бывший стрелочник на тихом разъезде. Когда-то мимо него проносились чужие разлуки, встречи, счастье, а Петрович только указывал им путь своим желтым флажком. Мимо того разъезда поезда проносились и сейчас, тогда как жизнь Павла Петровича уже замедлила свой бег, и он, почувствовав приближение неизбежного покоя, попросился на пенсию, а попутно и в город. Он знал, что в городе жизнь продолжается все в том же весело-хлопотливом ритме, как будто мчится перед глазами бесконечно длинный пассажирский состав.
А хлопотливая городская жизнь нужна даже не самому Петровичу, она нужна взрослым детям — Иринке и Валерию, которые стали студентами в тот самый год, когда Петрович выходил на пенсию.
Заслуженного стрелочника уважили. Дали небольшую квартирку, как и просил он по скромности, в старом, но вполне благоустроенном доме. На новые дома он посматривал с опаской. Переезд в хорошую новую квартиру потребовал бы обновления мебели, шумного новоселья и множества всяких непредвиденных расходов.
Вот уже три года как он на пенсии. Три года учатся дети в своих институтах: Иринка — в медицинском, Валерий — в университете на биологическом. И вот уже три года как Петрович, пользуясь правом пенсионера на временную работу, каждый август и каждый сентябрь встречает поезда на одном из столичных вокзалов.
А вот и дом, где живет Петрович, вернее — семья Лебедевых. Это неподалеку от вокзала, в тихом непроезжем переулке, где тишина нарушается шелестом лип, а в субботние и воскресные дни лета звуками радиол, непременно поставленных на подоконник для всеобщего увеселения. Дом кирпичный, трехэтажный, разумеется без лифта и мусоропровода, и рядом с этим красным, хорошо сохранившимся домом стоят другие дома — где трех, где пяти этажей, и даже есть два домика одноэтажных, аккуратно обшитых тесом и покрашенных в кремовую, под камень, краску. Жильцы особенно ценят свой переулок — детные за то, что по нему не ходят машины, влюбленные довольны тем, что вечерами никто не мешает целоваться под липами, а пожилые не могут нарадоваться тишине, такой редкости в большом городе!
Петрович возвращался домой и размышлял о минувшем дне. Встал он сегодня рано, чтобы поспеть к курортному поезду. Встречать курортников он любил. Чемоданы у них легкие, новенькие, в чехлах. И даже фрукты курортники везут аккуратно, в круглых высоких корзинках, везут понемногу — для гостинцев, потому что фруктов в Москве, особенно осенью, более чем достаточно. Но нынче вместе с курортниками прибыли еще и будущие студенты, вызванные институтами для вступительных конкурсных экзаменов. Ах, боже мой, сколько ожидания и тревоги в их глазах! Но при виде Москвы тревога их тут же гасла, сменяясь восхищением перед великанами домами, перед площадью, где сверкает множество машин и благоухают, благоухают бесконечные ряды цветочниц… Тут уж Петрович, не помышляя о заработке, направлялся именно к такому бездоходному пассажиру.
— Ты, брат, того, не зевай! Москву и потом посмотришь. Машин-то видишь сколько, а сигналы запрещены… Гляди в оба! Небось в медицинский сдаешь?
Ему не терпелось поведать о том, что дочка у него медик. Будущий врач Ирина Павловна. При Пироговских клиниках практикует, в терапевтическом отделении… Но пассажиры народ неблагодарный, особенно молодежь. «Папаша, в энергетический как лучше всего проехать?»