Не лги себе

Клава легла грудью на подоконник и стала смотреть на улицу. В городе это стало ее любимым занятием. Без конца движутся машины, троллейбусы, без конца бегут пешеходы. А вон стоит на перекрестке знакомый милиционер. В первый день, как она поступила к Милютиным и пошла в булочную, он оштрафовал ее на тридцать копеек. За переход в неположенном месте.

— Я — из деревни, — сказала ему Клава, рассчитывая на милицейское снисхождение. — Недавно сюда приехала. Вы бы хоть посвистели сначала.

— На всех не насвистишься! — сказал постовой. — Оштрафую, так сразу запомните. Мне и городских нарушителей хватает.

Вот они, городские, сами корят и сами сманивают. Сколько везде объявлений понавешали: «Требуется домработница»… К одним зашла, а у хозяйки муж капитан милиции. «Пожалуйста, оставайтесь, у нас маленький ребенок, условия будут хорошие». Клава не осталась — хозяйка не понравилась, какая-то наполовину рыжая, наполовину черная, непрокрашенная, видно. Модница! А у Клавы платьишки так себе, нет уж, найдет она местечко поскромнее.

И нашла. Милютины, молодые научные работники, ждут ребенка. А пока что делать совсем нечего. Выйдет Клава на коммунальную кухню, запоет песенку, и тут же послышится нудный голос пенсионерки Аннеты Пахомовны:

— Клава, до девяти часов утра в квартире должно быть тихо. Надеюсь, ваша хозяйка ознакомила вас с инструкцией горсовета?

А то еще хуже:

— Клава, вы опять заняли мою конфорку.

— Разве она ваша? Вера Степановна говорит, что в коммунальных квартирах все государственное. Так почему же горелка ваша?

— Потому что я за ней ухаживаю.

— Да разве она барышня?

— Ты дерзкая девчонка! — сказала Аннета Пахомовна и сразу побежала открывать форточку, будто ей душно от этого нервного разговора.

Остальные соседи люди приятные, но что им до Клавы. Поспрашивали у нее, что за деревня Самохвалово, далеко ли от станции, как там живет народ да нет ли у Клавы жениха, и больше ее личностью не интересуются. Даже Милютиным нет дела до переживаний деревенской девчонки. И чего, собственно, переживать? Попала в Москву, так радуйся!

В Москву Клава приехала не одна. Наведались однажды в Самохвалово московские геологи; чего они искали в окрестностях и нашли ли, — это секрет, Клава и не допытывалась, но сманили ее с собой, дав приют на первое время, тоже молодые супруги, вроде Милютиных. А Клава у матери одна-единственная. Долго она не отпускала ее в столицу, пугая трамваями, которые будто давят вот таких деревенских да неопытных, но Клавины покровители сказали, что на месте преподадут ей уроки пешеходного движения.

Теперь супруги-геологи опять уехали по своим изыскательским делам, и Клава осталась в Москве ну не то что одинешенька, а все-таки без доброй опеки.

В Москве она живет второй месяц. Всегда здоровается с тем знакомым постовым и уже пожаловалась ему на скуку.

— Кем же вы работаете? — спросил он Клаву.

— Я? Вот в этом доме.

— Сносить его скоро будут. Про новый Арбат слышали? Тут он и пройдет. — И опять: — Какая же у вас профессия?

Ну что она ему скажет? Подумаешь, профессия — чистить кастрюли. Да еще ожидать чужого ребенка!

— Я… по хозяйству, — смущенно пробормотала девушка. — Помогаю тут, в общем, одним. Они научники оба…

— Ага, понятно.

Это было вчера. Вон и сейчас он стоит в своих белых перчатках. Славный парень. Ни одной аварии на его перекрестке. Прохаживается для порядка. А другой работник милиции в стеклянной будке сидит и регулирует светофор. Ну того, который в будке, Клава не знает. Как с ним заговоришь, если он под стеклом.

В два часа после обеденного перерыва пошла Клава в булочную. Переходит, где положено, и вдруг свисток: «Гражданка!»

— Опять платить? — испугалась Клава, и не столько испугалась, сколько обиделась.

— Да нет, — засмеялся постовой, — я по другому поводу. Может, в кино сегодня сходим. Я в четыре сменяюсь.

В кино с милиционером?! Неужели он так и пойдет в своих белых перчатках? Клава выразительно посмотрела на его руки.

— Не знаю, что и сказать… Так прямо в четыре?

Он догадался о ее опасениях.

— Ну не сразу… Сначала переоденусь. Значит, вон под той стеклянной будкой. Если вы, конечно, свободны…

Клава сказала, что она свободна. Но почему именно в кино? Ей бы хотелось походить по Москве, раз уж у них составляется приятная компания…

— Как хотите, — улыбнулся постовой. — Будем все-таки знакомы. Саша! А вас?

Так появился у Клавы первый поклонник.

Конечно, в московской квартире об этом событии она никому не рассказала, но в письме к матери наряду с заверением, что хозяева ей попались хорошие и в Москве она вполне освоилась, Клава писала: «…правда, с моей пропиской что-то не получается. Но это потому, что Москва город режимный, населением укомплектованный, однако поживем — увидим. Есть тут у меня один влиятельный знакомый, может, и посодействует…»

Между тем «влиятельный знакомый» насчет прописки сказал Клаве так:

— Я, конечно, за то, чтобы ты в Москве осталась, но только на законном основании…

Клава струхнула: неужто сватать начнет? Но старшина милиции рассеял ее неосновательные подозрения.