– Нашего с вами договора, – сказала я раздельно и громко, глядя ему в глаза. – А вы думали, я внезапно прониклась к вам любовью и нежностью? Ничего подобного. Мною движут лишь ненависть и расчет. Поэтому в обмен на мое тело я требую выполнения ряда условий…
– Если вы так рассержены из-за этого, – другой рукой он легко коснулся моей распухшей скулы. – То не стоит принимать решение необдуманно. Я накажу Вереев, если захотите. Они перешли черту. Одно ваше слово, и я…
– Вы глухой? – перебила я его. – Не слышите, что я говорю? Я делаю то, что сама захочу, и не совершаю необдуманных поступков, – я снова дернула шнурок, но только затянула узел.
– Вы сейчас злитесь, раздражены, – сказал король, наблюдая за моими попытками распустить шнуровку, – предлагаю успокоиться и поговорить завтра.
– Я спокойна, черт побери! – крикнула я, потом оттолкнула его, вытащила нож, который он убрал в ножны, и в два счета перерезала все вязки на платье.
– Вы уверены, что спокойны? – полюбопытствовал король.
– Абсолютно, – заверила я его, сдирая платье с плеч и снимая его через ноги.
Затем настал черед рубашки, но едва я спустила ее до пояса, как король обхватил меня поперек туловища, прижав мои руки к бокам, и тихо сказал:
– Одумайтесь, пока не поздно, Диана. Я так долго ждал вас, и вот теперь, когда вижу в своей спальне… когда вы говорите, что согласны… Я не смогу устоять, но не хочу, чтобы вы потом пожалели.
– Тогда отпустите меня, – сказала я тоже тихо, поднимая голову, чтобы посмотреть ему в глаза. – Позвольте мне уехать, вернуться на родину.
Он кусал губы, и по лихорадочному блеску глаз я понимала, как борются в его душе человек и зверь.
– Нет, – сказал он, наконец. – Этого я не могу сделать. Не могу отпустить вас от себя.
Я уже ощущала его страсть через тонкую ткань набедренной повязки. Он хотел меня, и сдерживался с трудом, но предоставлял последний шанс для бегства:
– За вас говорит обида. Завтра вы будете чувствовать и думать по-другому. Расстанемся сегодня, поговорим завтра.
Наверное, так бы все и произошло – завтра я бы уже остыла и снова заледенела, переживая предательство близких. Но сейчас во мне разгорался безумный, разрушительный огонь. Он сжигал прежнюю Диану – всю, до последней частички, но из этого пламени, как птица Феникс, рождалась другая Диана… И сейчас я приветствовала ее рождение с радостью – со злой, но радостью. И я не желала отступать, выжидать и думать. Нет, только не думать!.. Пусть сегодня Диана будет безумна!.. Безумцам проще падать в пропасть.
– Я говорила, что ваша любовь принесет мне горе, – сказала я. – Так и получилось. Но теперь хочу получить от вашей любви выгоду. Помните: я с вами лишь по ненависти и расчету. Я не люблю вас и говорю об этом честно.
– Не люби меня, – сказал он, глядя на мои губы, – просто будь со мной.
Его обнаженная грудь прижималась к моей груди, и мне было жарко, как будто солнце взяло меня в объятия. Я освободила руки и обняла его за шею, запустив пальцы в волосы. Нагретый солнцем мох… Да, к этим волосам приятно прикасаться. Приятно поглаживать их. И прижиматься к нему тоже приятно, чувствуя себя в его объятиях такой беззащитной, хрупкой, такой… драгоценной.
– У меня несколько условий, – я старалась говорить ровно, чтобы голос не дрожал, словно бы мне ничуть не страшно, словно всё идет так, как я задумала. – Я стану вашей любовницей, только через месяц вы отпустите меня и…
– Нет, – отвечает он спокойно. – Месяца мало.
– Два месяца…
– Нет.
– Полгода…
Он отрицательно покачал головой.
– Год – это слишком много! – воскликнула я.
– Я не отпущу тебя, – повторил он. – Если потребуется – запру. Об остальном можешь просить.
Я стиснула зубы, чтобы сдержать нервный смех, который так и рвался наружу, и сдалась:
– Тогда другие условия, – процедила я. – Прошение на развод. Вы поддержите меня в этом. Я знаю, стоит вам пожелать – и меня разведут с лордом Вереем сразу же.
– Ты и правда этого хочешь? – он провел ладонью по моей спине, а потом его рука легла на мой затылок, снимая с меня золотую сетку, высвобождая локоны. – Пока ты замужем, ты защищена от сплетен, если понесешь.
– Меня уже ничто не спасет от сплетен, – возразила я. – Даже заточение в монастыре. Я до сих пор не забеременела – надеюсь, я бесплодна, и бастардов от вас не будет.
– А если родится ребенок? – спросил он тихо.
– Тем хуже для него, – отрезала я, тут же пожалев о резких словах.
Конечно, судьба моих возможных детей не была для меня безразличной. Но я не желала выказывать слабости. Я решила быть холодной, расчетливой, жестокой – значит, все слабости прочь.
– Хорошо, – согласился он. – Обещаю поддержать твое прошение. Что-то еще?