Не любите меня! Господа!

На темном небе не было видно ни звездочки — так ярко горели костры, разведенные на поляне. В шатре и возле шатра охотники обильно употребляли горячительное. Дамы пили шампанское. Конюхи повели коней к реке — купать. На костре уже варилась шурпа, а на вертелах красовался десяток зайцев. Маменька, завидев Юлию, поманила её к себе:

— Ну и где ты была? Я не заметила, чтобы ты была в поле.

— Мы с Ильей Ивановичем охотились на утку.

Маменька недоверчиво покачала головой:

— Понимаю, и где он?

— Понимаешь, тут такой конфуз вышел, — у Ильи Ивановича веткой разорвало рубашку — ну не может же он в таком виде показаться на людях.

Маменька прыснула и приподняла брови в знак удивления:

— М-да!! Ну что ж. Велика беда! Вон у Петьки нашего косая сажень в плечах, как видишь, а наряжен как официант — вели ему отдать свою рубаху, а его домой гони. Управятся здесь и без него. И через четверть часа, чтобы оба были здесь. Это неприлично, в конце концов.

Юлия кивнула. Подобравшись к дичи, которая в ожидании, что её ощиплют, была сложена возле столов в большую кучу, Юлия стянула двух селезней и спрятала их в холщовую сумочку.

Через четверть часа она под руку с Ильей уже прогуливалась мимо шатра в ожидании ужина.

Празднование открытия затянулось до утра. На рассвете Илья усадил Юлию с маменькой в коляску и отвез домой.

— Прошу прощения, Илья Иванович — вы бледны, — маменька заботливо дотронулась рукой до его лба, — да у Вас жар!

— Нет, Валентина Семеновна, уверяю вас, вы ошибаетесь, я себя чувствую вполне нормально.

— Помилуйте! Да вы бледны как мел. При вашей работе такие развлечения на всю ночь явно противопоказаны. Прошу вас подняться к нам, я не могу допустить, чтобы вы там умерли, в своей холостяцкой берлоге!

— Но…

— Никаких но! — Юлия закивала головой в поддержку маменьки, — мы уложим вас в гостевой, и вы хотя бы пару часов отоспитесь. Я сделаю вам глинтвейн- это вернет вас к жизни.

— Я вынужден отказаться, мне нужно в госпиталь. — Он попытался выйти из коляски, но оступился, у него закружилась голова, и потемнело в глазах. Он споткнулся и с силой ухватился за борт коляски, от резкой боли в плече вырвался стон.

— Петька! Петр! — маменька звала дворника.

Здоровенный мужик в кепке и сером холщовом фартуке через пару минут показался в воротах:

— Звали, барыня?

— Да! Любезный мой, помоги барину дойти до гостевой, той, что рядом с кабинетом Григория Тимофеевича на первом этаже.

Дворник подхватил Илью, как будто тот нисколько не весил вообще, уже через десять минут Юлия принесла в гостевую кружку с глинтвейном. Маменька сидела в ногах у Ильи и сетовала, уж не подхватил ли он какой заразы на этой своей работе.

— Не беспокойтесь, у нас с этим строго, мы принимаем все меры. К тому же в данный момент нет вспышек инфекции.

— Ну, в таком случае я думаю — все это оттого, что вы не спите ночами. Надо спать! Я пошлю посыльного к Семенову и объясню, что вам не здоровится. Думаю, один день ваши подопечные без вас переживут.

— Я благодарю вас.

— Ну полно! Оставляю вас на попечение своей дочери. Она о вас позаботится лучше меня. Я признаться с ног валюсь от усталости.

Маменька вышла. Шаги удалялись в направлении родительской спальни.

— Терпи! — Юлия поцеловала Илью, — терпи, я сейчас. Сейчас обработаем твою рану как следует. Ты держался просто героически. Я не знаю, как ты до утра вытерпел.

— Нужна водка и бинты. Я в темноте не мог разглядеть — кажется просто царапина.

Юлия раскрыла рану.

— Не навылет. Пуля, скорее всего, осталась в руке.

— Надо вытащить.

— Но…

— Юленька, к доктору обращаться я не могу, ты же понимаешь. Вся надежда на тебя. Ведь я не зря тебя учил…

— Потом не жалуйся.

Юлия принесла штоф водки, бинты и таз с горячей водой.

— Я готова.

У меня в коляске саквояж, потихоньку принеси его — там инструменты. Я буду говорить тебе, что нужно делать.

Руки Юлии тряслись. Кровь сочилась из раны. Илья, видя её состояние, попытался привстать и осмотреть рану. Не вышло.

— Юленька ты трус, как я посмотрю, — он улыбался, глядя на её попытки выглядеть серьезной и сосредоточенной. Хорошо. Давай зеркало. У тебя есть большое зеркало. Вот так! Держи его, я попытаюсь сам. Дай скальпель!

Юлия налила водки в стакан и опустила в него инструменты, протянув скальпель, она закрыла глаза и отвернулась. Илья, сжав в зубах свернутое жгутом полотенце, сделал разрез.

— Бинт. Просуши рану! Теперь дай пинцет. Зеркало! Держи ровнее зеркало! Тебе плохо?

Юлию мутило. В глазах темнело. Она представляла как ему сейчас больно.

— Держись, девочка, мне больше не кому доверять.

— Я в порядке.

Илья вонзил пинцет в рану и со стоном вытащил металлический шарик из руки.

— Счастье что не в кость!

Он выронил пинцет и без сил, закрыв глаза, опустил голову на подушку. Юлия отложила зеркало.

— Что? Совсем плохо?

— Сейчас. Немного передохну. Надо шить. Держи зеркало. Юленька…

— Что?

— Пойдешь за меня?

— Не люби меня, Юсупов! Ты видишь?! Одни беды от этого…