Не люди

— Вот какова сила самовнушения, — сказал он, отсмеявшись. — Идут годы, и былые события становятся лишь воспоминаниями, которые раз за разом исправляются их участником, превращаясь в наиболее удобную версию реальности. То есть, превращаясь в ложь, не имеющую ничего общего с произошедшим. Ты, наверное, совсем забыл, что вы отказались отдавать Длань Ордену и едва унесли ноги обратно в Бергатт? А помнишь, как вы фактически взяли в заложники полмира, грозя распространить действие этого милого тумана туда, куда вообще могли дотянуться? Представляешь, что началось бы, если б вы это сделали? Забыл, как я помог тебе запечатать эту башню, чтобы Длань хоть какое-то время хранилась в недоступном для других месте, но разрешил ей пользоваться, чтобы хоть как-то растратить накапливающуюся в ней энергию?

— Ты помог мне запечатать башню, — пробормотал Урмеру. — Но… нас изгнали… мои исследования были никому не нужны…

— Проклятый сумасшедший старик, тебе нужно было сдохнуть много лет назад, — покачал головой Он и ушёл, не сказав больше ни слова.

Урмеру с трудом встал, опираясь на край лежака. Из левого уголка рта бежала струйка крови, но причиной тому, к счастью, была разбитая губа. А вот когда маг закашлял кровью, он понял — осколки рёбер повредили лёгкие. Он мог излечить раны, для этого нужен долгий покой и прорва заклинаний, но… кто даст ему время? Кто будет за ним ухаживать? Хотя бы кормить?

По ступеням, постанывая, поднялся Дружок. Бедолаге пришлось отгрызть кровоточащую руку и прижечь культю, сюда он пришёл в поисках повязки.

— Мы с тобой старые развалины, — с трудом произнёс Урмеру. — Скоро мы умрём. Но те, что остались там, на окраинах Бергатта, должны жить. Ты согласен со мной, Варл?

Дружок был занят рукой. Его основная голова, единственная, ещё сохранившая остатки разума, даже бровью не повела, услышав своё настоящее имя.

Что ж. Тем проще ему будет убить сына.

***

Хасл проснулся за несколько секунд до того, как сопящий и матерящийся могильщик ввалился в шатёр. По ощущениям охотника стояла ещё глубокая ночь. У него побаливала голова, вкус браги не выветрился из его рта, а мочевой пузырь вот-вот должен был лопнуть.

— Куда ты ходил? — спросил Хасл Велиона.

— А! Ты не спишь! — голос у могильщика ещё был пьяным. — Или у тебя такой чуткий сон? Я крался тихо, как ласка!

— Куда ты ходил? — повторил охотник.

В это время его рука неосознанно искала спрятанный под одеялом нож.

— Поссать, куда ж ещё? Чего и тебе советую, нам скоро выдвигаться.

— Выдвигаться?

Велион пьяно хихикнул.

— А ты что думал, мы будем собирать всё наше великое и непобедимое воинство? В городе полно стукачей. Стоит нам прийти туда и начать собираться в поход, как в хуторе об этом узнают. Нет, дружище, мы пойдём в бой сейчас. Нападём неожиданно. Застанем врасплох. Перебьём этих сукиных детей спящими. Тру-у-у-уби труба…

Хасл выбрался из-под одеяла, нож уже был в ножнах. Теперь он слышал с улицы хмурые мужские голоса и бряцание оружия. Он ещё толком не проснулся и не мог привести мысли в порядок, а его уже собрались куда-то тащить.

— То есть, мы прямо сейчас атакуем хутор? — спросил он у ищущего в темноте свой рюкзак могильщика.

— Ну, не прямо сейчас. Через пару часов. Крамни говорит, что если идти напрямик через лес, то за пару часов до рассвета будем на месте.

— Но как мы собираемся нападать?

Велион ещё раз хихикнул.

— А как ты, великий стратег, собирался брать хутор?

Хасл открыл рот, но почти сразу закрыл. Он даже не думал об этом.

— Вот-вот, — хмыкнул могильщик. — На твоё счастье, в твоей армии есть один человек, который, как ему говорили, мог стать прекрасным скважечником. А скважечник делает свои дела тихо и под покровом ночи. Он может пролезть туда, куда не могут другие, и вскрыть жертве глотку так, что та и не проснётся. Говорят, самые умелые скважечники трахали баб так, что те не просыпались, но тут, я думаю, дело в размере хера, а никак не в умении оставаться незамеченным. Пошли, дружище, повоюем. А прохладный ночной воздух выветрит хмель из наших голов, пока будем добираться до места.

Могильщик накинул рюкзак на плечи и, нагнув голову, выбрался из шатра. Хасл быстро нашёл лук — для этого обычное зрение ему не требовалось, он чувствовал своё оружие — и вышел следом.

На улице плотной группой стояли четверо пастухов во главе с Крамни, чуть поодаль покряхтывал старый Хасл. Несмотря на увечья, он явно тоже собирался в поход — справа к его поясу прицепили ножны с длинным кинжалом. Глава пастухов щеголял с неестественно огромным мечом, висящем за его спиной на длинном ремне, перекинутом через плечо. Остальные изгои вооружились копьями и луками.

— Пошли, — сухо скомандовал Крамни. — Сегодня мы потеребим за мошну хуторян. Эти жирующие на наших костях говнюки заплатят за всё. Теперь мы будем брать у них то, что захотим, и назначим ту цену, которая понравится нам.

Хасл промолчал, да и остальные тоже хранили угрюмое молчание, даже бывший навеселе могильщик. Они готовились убивать. И быть убитыми.

Глава семнадцатая. Пылающий хутор