— Твою мать. Ты хотя бы попытайся! — пинает стол. — Хотя бы послушай, потом решишь, стоило это того или нет. Умоляю, послушай!
Глава 44
Аглая
— Я прекрасно живу без тебя. Тебе нет места в моей жизни.
— Хотя бы с дочерью познакомь, а?
— Еще чего! И что я ей скажу:
— Не ври! Я пытался. Ты соврала, что ребенок от другого! Но я быстро выяснил, что к чему.
— Ну, выяснил и выяснил. Мне, что, легче от этого стало? Нет!
— Я… Я ввязался в очень опасную игру. Вернее, меня вынудили в ней участвовать. Не хотел подставлять тебя, — отвечает глухо. — Не имел права. Невесты у меня никогда не было. Да, была девка. Была, признаю! Я ее трахал, снял после отсидки и просто трахал. Да, я ее ебал! Потому что ты была недотрогой и морозилась от меня всеми правдами и неправдами. Я не был с ней с того момента, как мы переспали.
— Да там и прошло-то… Всего-ничего!
— Да! — взвыл. — Да, так и есть! Я тогда решил, что буду с тобой. Только с тобой и… не смог выполнить обещание даже перед собой. Меня втянули в опасное дело. Грязное и опасное… Я… старался изо всех, изо всех сил старался выбраться как можно быстрее. И еще долгое время… почти год… Почти год после, Глаша, по сторонам оглядывался. Ждал мести. Удара исподтишка… Опасности. Я должен был убедиться, что опасность миновала, что не принесу беды на порог твоего дома.
Не хочу его слушать! Не хочу…
Но у меня на телефоне всего пятнадцать процентов зарядки осталось. Тут уж не до прослушивания музыки.
— Долго еще твой приятель будет копаться? Он, может быть, не знает, как калькулятором пользоваться? Вид такой, будто о цифрах впервые в жизни услышал.
— Зря ты так. Рас очень умный, но… не умнее меня, — усмехается криво. — Что есть, то есть. Вероника тоже любит шахматы, верно? — интересуется невинно.
— Не смей трепать имя моей дочери своим гнусным языком.
— Вот только она и моя дочь — тоже! — орет.
Орет так, что вены на шее вздуваются и немного затянувшаяся ранка на голове снова трескается, резко начав кровить.
— Нравится тебе это или нет, Вероника — и моя дочь тоже! И я все эти годы, блять, жил только чтобы хотя бы однажды… Хотя бы однажды, блять, просто подойти к ней. К тебе. Чтобы вживую увидеть, а не через гребаный экран. Тупо мечтал хотя бы копеечное мороженое купить и за руку подержать! Ты знаешь, что это такое?! Знаешь, что такое не иметь надежды и постоянно жить с ощущением страха, что тебя вот-вот раскусят и выпустят кишки… И никто… никогда… не найдет!
От его крика стены будто вибрируют, глаза стеклянные, в них смотреть больно. Слушать тоже больно, как будто огромный бетонный шар ударил в грудную клетку, смяв ее.
Мне кажется, что сейчас он не врал.
— Не знаю, в какие неприятности ты вляпался в прошлом… — произношу едва слышно и добавляю торопливо. — Не знаю и не хочу знать! Позвони уже…
— Кому?! — огрызается. — Здесь связь не ловит!
— И долго нам здесь сидеть?! Постучи, покричи. Сделай хоть что-нибудь. Я не собираюсь сидеть здесь до закрытия. Меня, знаешь ли, ждут и любят. В отличие от тебя!
— Да, ты права.
Тихон медленно сползает по стене, садится, опершись затылком, прикрывает глаза.
— У меня есть до хрена всего, но нет самого важного.
На этом замолкаем.
Он ничего не говорит и, даже если бы говорил, я просто не хочу его слышать. Не хочу, и все тут. Он мне больно сделал, он мне лгал…
Я со всеми сложностями сама справлялась, мне помогали, да. Но другие, не он!
Не он встречал меня из роддома.
Не он сидел с моей дочкой, когда у нее температура под сорок, а я зашивалась над важным проектом, и просто не спала почти неделю!
Не он помог купить квартиру, выкупить бизнес…
Не он говорил мне слова поддержки.
Не он верил в меня…
Всюду, куда ни кинь взгляд, есть только одно: не-он.
Так чего он сейчас хочет от меня? Когда все благополучно… Легко быть рядом, когда все хорошо, а когда плохо?
Не хочу с ним говорить, но мысленно ему эти вопросы швыряю и сама же распаляюсь.
Нет, не говори, молчи.
Молчи, Аглая…
Пусть просто исчезнет из моей жизни. Просто… исчезнет!
Еще через два часа стало ясно, что нас просто закрыли. На крики, требования открыть никто не отзывался.
Судя по позднему часу, уже и заведение… закрылось! Боже…
А мы здесь. Заперты. Вдвоем!
— Твою мать! — стучу кулаком сердито по двери. — Я напишу заявление. На твоего приятеля. Слышишь? Это похищение. Это удержание против воли!
— Ну, напиши, — меланхолично пожимает плечами. — Заявление свернут.