Не лучший день хирурга Панкратова

– Андрей Викторович, вы же видите, он даже порозовел. Да и отек здоровой конечности уменьшился. А пульс, давление -сами смотрите, – он тыкал чуть ли не в нос ему лист наблюдения больного. «Этот неутомимый Петруша, похоже, подгоняет меня, вот засранец», – подумал про себя Панкратов. – Хватит меня уговаривать, я уже себя давно уговорил. Оформляй его на операцию. А где Наталья Петровна?

– Она уже выехала. У нее сегодня отгул, я ее от вашего имени попросил его отменить, объяснив ситуацию. Все правильно?

– Все правильно. Жалко только, женщине выходной испортили, могла бы поспать до двенадцати да по магазинам прошвырнуться. А то все клиника да клиника. Попробуем Кефирыча расколоть еще на один отгул, напомни, если забуду. Сама она не будет просить, ты же ее знаешь.

– Обязательно, а то бабушка Наталия возненавидит меня, -довольный своей шутке, заулыбался Петр.

– Ну, ты что это, услышит еще кто-нибудь, хулиган.

Но, похоже, этих слов он уже не слышал. «Понесся, наверное, историю болезни оформлять, вот пострел», – улыбнулся Панкратов.

Проходя мимо своего кабинета, он увидел, что Марина хлопочет возле стола, похоже, выкладывала пирожки из пакетика. Там же сидел спиной к нему доктор Линьков, продолжая оформлять историю болезни. Панкратов поманил пальцем ее к себе. Она вышла, закрыв дверь кабинета.

– Ты что там мне принесла? Никак пирожки? – Он погрозил пальцем. – Ты смотри, а то привыкну, придется тогда тебе всю жизнь мне их печь. – Панкратов почувствовал себя неловко, подумав, что получилось уж как-то совсем двусмысленно, с намеком, что ли.

Она же покраснела, быстро пошла в направлении первой палаты, откуда обычно начинался обход, произнесся на ходу:

– Мне это приятно делать.

Линькова он не стал звать, палаты его были в конце коридора. Да и после того, как он отказался от помощи на операции, по правде говоря, и не хотелось. В отделении не принято было отказывать, когда тебя просит кто-нибудь из коллег помочь на операции. В таких случаях откладывались все дела, в том числе и семейные.

У первой палаты роились врачи его отделения, рентгенологи, специалисты по ультразвуку, медицинские сестры. В коридоре стоял гул, приглушенный смех. Коллеги обменивались впечатлениями по разным поводам, в воздухе витала легкая напряженность. При его приближении шум стих. Дело в том, что во время обхода возникали проблемы, связанные с ведением и лечением больных, раздавались, как говорил доктор Бабич, «пампушки», если кто допускал какие-то ошибки в лечении и ведении больных. Андрей Викторович был строг, но справедлив. Особенно наказывались те врачи, которые допускали оплошности в результате нерадивости или лени. Здесь уж пощады от Панкратова не ждали, он наказывал по всей строгости.

Андрей подозвал старшую сестру, Прасковью Трофимовну:

– Ну-ка, покажи полотенце.

Одна его половина была смочена дезинфицирующим раствором. Панкратов потрогал и даже понюхал эту половину, похвалил:

– Вот, сегодня раствор, как надо, даже закусить захотелось, – пошутил он. Все улыбнулись. Коллеги любили нестандартный юмор. Да и была это скорее традиция, нежели юмор. И все старались не отступать от них.

– Ну что ж, начнем, кто не спрятался, я не виноват, – как всегда объявил Андрей Викторович.

Первой, как и полагалось, в палату врывалась старшая сестра, Марья Вановна, так и звали ее все. И сразу же, как и сказал шеф, начался шмон, обнаружение всего сокрытого незаконного и запрещенного. Вначале довольно активно изгонялись родственники, которым удалось, несмотря на драконовские запреты, все-таки проникнуть в отделение в неположенное время. Причем делалось это сестрой довольно активно, путем тычков в бока больных, с сопровождением своих действий оскорбительными словами в адрес охраны больницы. Начальство требовало порядка, наказывало заведующих за его нарушение. Андрей Викторович пытался с этим бороться, но боролся как-то вяло, без азарта, поскольку понимал чувства родственников.

Лечащий врач докладывал о больном, Панкратов осматривал. Рентгенологи и другие специалисты демонстрировали рентгенограммы, ультразвуковые картинки. Если была показана операция, сообщалось об этом больному, выслушивались просьбы и вопросы больных. Более сложные случаи обсуждались в ординаторской после обхода.

На подходе к следующей палате, докторов едва не размазала по стенке толпа новой группы родственников. Причем у Марьи Вановны, двигавшейся в авангарде, был сбит с головы неимоверного размера тщательно накрахмаленный и отглаженный колпак. Кто-то из коллег умудрился в суматохе наступить на него. Можете себе представить последствия этого происшествия? От огорчения последнего из визитеров она успела огреть мокрым полотенцем по спине, хотя он и не пытался увернуться. Доктора фыркнули, Андрей Викторович сжал зубы, чтобы не рассмеяться.

Здесь уже нельзя было не реагировать: