Не мяукайте с неизвестными

Это было странно, это было подозрительно. Да и в глубине души Соне вовсе не хотелось исполнять волю того человека. Она ведь так надеялась, что ей что-нибудь помешает, что она не сумеет подменить картину по независящим от нее обстоятельствам!

Теперь такой надежды не оставалось.

Она должна довести дело до конца, ведь в ее руках мамина жизнь.

Соня обошла помещения музея, убедилась, что осталась одна, и вернулась в зал, где висела злополучная картина.

Подойдя к ней, она невольно застыла, в очередной раз восхитившись фантазией художника.

Все эти порождения тьмы, все эти чудовища и жуткие монстры, казалось, смотрели на нее с жадным и злобным любопытством и ждали, что она будет делать.

Соня протянула руки, сняла картину со стены, поскорее повернула ее к себе изнанкой, чтобы не видеть этих чудовищ, не быть свидетелем их адских мучений.

Ей снова показалось, что она чувствует спиной чей-то пристальный взгляд.

Соня резко обернулась.

В первое мгновение она была уверена, что на нее пристально и насмешливо смотрит Луций Ферапонтович. На какую-то долю секунды она вообразила, что старик заманил ее в ловушку и теперь вернулся, чтобы поймать с поличным и наказать ее за предательство.

Но уже в следующую секунду девушка поняла, что на нее смотрит не живой человек, а портрет графа Калиостро.

Она перевела дыхание, повернулась спиной к портрету, положила картину лицевой стороной на свободный стол, взяла заранее приготовленную отвертку и отогнула гвоздики, которые крепили подрамник с картиной к раме.

Вынув картину из рамы, Соня спрятала ее в холщовый мешок, а на освободившееся место вставила копию, которую накануне получила от того человека. Странно, но она ничуть не удивилась тому, как тщательно он подготовил эту копию. Дерево подрамника казалось таким же старым, как на настоящей картине, холст был выцветшим и потемневшим от времени, как будто ему исполнилось пятьсот лет, как оригиналу.

Соня загнула гвоздики, как прежде, закрепила подрамник с подделкой в раме и повесила картину на прежнее место.

После этого она отступила на шаг.

С виду все было как прежде, копия казалась не отличимой от оригинала. Картина излучала прежнее ощущение ужаса и страдания.

И в этот самый момент ее мобильный телефон зазвонил.

Еще не услышав голос, даже не взглянув на дисплей, Соня поняла, что ей звонит тот человек. Она поднесла телефон к уху и услышала знакомый голос.

– Вы не забыли, что сегодня должны сделать для меня? – проговорил он сухо, без всяких эмоций.

– Я все сделала, – ответила Соня, – картина у меня.

– Очень хорошо, – сухой голос по-прежнему не выражал никаких эмоций, в нем не было даже удовлетворения. – Вы передадите мне картину как условились.

– Нет, – перебила его девушка. – Выносить ее через главный вход слишком опасно.

– Как-нибудь разберетесь! Иначе – вы помните, что может случиться с вашей матерью.

– Я все помню. Но я нашла более удобный и безопасный способ. Вы подойдете к задней стороне института и найдете подвальное окно. Я подам из него знак, чтобы вы не ошиблись, а потом передам через окно картину.

– Хорошо, – проговорил мужчина после недолгого раздумья. – Только за картиной прибуду не я сам. За ней придут мои люди. Когда?

– Как можно скорее! – решительно сказала Соня. – Пока в музее никого нет.

– Через час.

Она хотела еще что-то сказать, но из трубки уже доносились сигналы отбоя. Тогда Соня спрятала мобильник, завернула картину в заранее приготовленный холст и отнесла в кладовку к тому самому окну. Перед тем как уйти, она еще раз проверила шпингалет и убедилась, что окно открывается.

Едва она успела вернуться в главный зал музея, как там появился Луций Ферапонтович. Он взглянул на девушку тем же странным взглядом, потом пристально посмотрел на картину.

Сердце в груди у Сони тревожно забилось. Неужели он заметил подмену?

– За время моего отсутствия никто не приходил? – спросил старик рассеянно.

– Нет, никого не было.

– Можете пойти перекусить, я здесь побуду.

– Нет, у меня есть еще кое-какие дела. И вообще, я сегодня на диете, – соврала Соня.

– Вот как? – Луций Ферапонтович снова взглянул на нее с тем же странным выражением и ушел в свой кабинет.

А Соня отправилась к кассе, которая сегодня пустовала по причине болезни племянницы Марфы Матвеевны. Племянница слегла с температурой и прекрасно справилась бы без тетки, если бы не двое близнецов двух с половиной лет. Эти, разумеется, не давали матери прилечь ни на минуту, так что Марфа Матвеевна позвонила, что застрянет у хворающей племянницы на целый день, а может, и завтра не придет.

На кассе был телефон, и Соня набрала номер Надежды Николаевны. Она боялась вести разговоры по своему мобильному: вдруг ее вездесущий наниматель сможет их подслушать? И хотя Надежда от этой мысли отмахивалась, именно она и посоветовала воспользоваться телефоном на кассе.

– Договорились на полвторого, – еле слышно проговорила Соня в трубку.

– Вас поняла, – четко ответила Надежда. – Начинайте операцию, все остальное беру на себя!