Кошмарные создания, порождения тьмы и ужаса, теснились на небольшом холсте. Бородатый карлик на трех ногах, громадное насекомое с львиной пастью, жуткий бесформенный пузырь, клубок извивающихся червей с единственным кровавым глазом…
– Вы видите, что это та самая картина, которую вы мне заказывали, – почтительно проговорил неприметный мужчина, выдержав приличную паузу.
– Здесь слишком темно, – проговорил магистр и, открыв дверцу со своей стороны, выбрался из машины на дорогу.
Светило яркое весеннее солнце. При таком освещении картина казалась еще более мрачной и нереальной.
Магистр пристально разглядывал ее, и на его глазах с картиной начало происходить что-то непонятное.
Под действием яркого солнечного света краски начали выцветать, бледнеть и таять. Кошмарные чудовища словно растворялись в золотистой солнечной дымке, как будто они не выдержали этого света, как и положено порождениям тьмы.
– Взгляни-ка на это, – сухо и неприязненно проговорил магистр.
Неприметный человек посмотрел через его плечо на картину, и его лицо растерянно вытянулось.
Адские чудовища одно за другим исчезли с поверхности холста, мрачные краски растаяли, и под ними проступила совсем другая картина. Это была репродукция известного полотна Шишкина «Утро в сосновом лесу», с детства знакомого каждому по конфетным фантикам и бесчисленным копиям в кабинетах директоров детских садов и школьных завучей. Особенно хорошо были выписаны медведи на переднем плане.
– Ты что, пошутить со мной решил? – проговорил магистр звенящим, напряженным голосом. – Ты со мной в игры играешь? Фокусы мне показываешь? Имей в виду: шутить со мной не рекомендуется, для здоровья вредно.
– Разве я посмел бы шутить с вами? – почтительно ответил неприметный. – Я сам не понимаю… не понимаю, как это могло случиться!
– Боюсь, ты не только этого не понимаешь. Ты не понимаешь, насколько все это серьезно! Я поверил тебе, отложил важные дела…
– Господин магистр, – неприметный повысил голос, – я клянусь, что все исправлю… я все сделаю… я знаю, что нужно делать! Вы можете во мне не сомневаться!
Он бросился к своей машине, резко сорвался с места, развернулся на проселке и помчался к городу. Выезжая на Выборгское шоссе, левой рукой он вытащил из кармана мобильный телефон, набрал номер и проскрипел:
– Команда «А»! Выполняй!
Убрав телефон обратно в карман, он выжал газ и помчался к городу.
На проселочной дороге представительный пожилой мужчина взглянул на дорогой швейцарский хронометр.
– Костя, – обратился он к своему водителю, – уже три ноль десять. Почему я ничего не слышу?
– Извините, господин магистр, – почтительно ответил шофер. – Мои на минуту отстают.
– Купи новые. Я тебе достаточно плачу, чтобы у тебя были точные часы.
В это мгновение со стороны шоссе до них донесся приглушенный грохот.
– Поехали! – приказал Магистр.
На подъезде к городу черная машина, мчавшаяся с явным превышением скорости, вдруг подпрыгнула, как разыгравшийся жеребенок, вспыхнула багровым пламенем и развалилась на тысячу пылающих кусков.
Надежда вышла из административного крыла клиники и вернулась в коридор, вдоль которого располагались палаты пациентов и кабинеты врачей. Она едва замечала попадающихся на пути людей, потому что обдумывала то, что узнала в бухгалтерии.
Пребывание Елены Северцевой оплачено только по завтрашний день. Значит, послезавтра ее здесь уже не будет. У того, кто платит за ее лечение, есть на этот счет вполне определенные планы. И эти планы Надежде очень не нравились.
Однако ей о них стало известно заранее, а это значит, что она может им помешать. Только вот как?
– Это вы из Плескова? – окликнул ее мужской голос.
– Да, – ответила она машинально.
Перед ней стоял уже знакомый ей доктор Сергиенко.
– Олег Иванович просил передать вам свои извинения. Он освободится через час.
– Ничего страшного, – проговорила Надежда Николаевна с заметным облегчением: она уже представляла себе, как профессор станет расспрашивать ее о лечении душевных болезней при помощи алтайского горлового пения, о котором она, разумеется, не имела ни малейшего представления.
– Вы пока можете выпить кофе. У нас очень приличное кафе в конце коридора, за зимним садом.
– Спасибо, я так и сделаю, – Надежда улыбнулась и пошла вперед. Однако едва Сергиенко скрылся в одном из кабинетов, она замедлила шаги и стала оглядываться.
Справа от нее была дверь ординатуры, за ней – сестринская.
Эта дверь распахнулась, и оттуда, оживленно переговариваясь, вышли две молоденькие сестрички. Вслед им раздался голос:
– Не закрывайте дверь, душно!
Надежда задержалась перед сестринской и заметила на внутренней стороне двери разграфленный лист с какими-то записями. Собственно, это был не лист, а табличка с окошечками, в которых были вписаны фамилии.
Перечень назначений на сегодняшний день.
Против фамилий пациентов стояли назначенные им процедуры, время и имя ответственной медсестры.
Надежда пробежала глазами список.
«Куличков – массаж».
«Цаплина – электрофорез».
«Фунтиков – лечебная гимнастика».
«Ползунков – ароматерапия».
«Дятлов – токи СВЧ».
«Северцева – водные процедуры».