Не/много магии

Слышно было, как ворочается и что-то бормочет себе под нос сосед снизу. С одного края стола на другой бежали наперегонки рваные пятна лунного света. Бутылка с минеральной водой стояла, прислонившись к стеклу, как ни в чем не бывало.

Ник зачем-то погрозил ей пальцем, протер глаза и свесился с полки, высматривая нарушителя спокойствия. Естественно, тот уже успел спрятаться. Испариться, как они это обычно делают. А на полу лежала книга.

Пришлось стаскивать простыню, потягиваться и осторожно спускаться вниз, пытаясь не наступить на спящих. Потом забрасывать книгу наверх, забираться следом и, пытаясь поймать скудные обрывки лунного света и редких фонарей, перелистывать ломкие страницы.

Почти все они были разорваны, как будто кто-то методично терзал книгу, не пропуская ни одной страницы. Или кромсал ее неизвестным науке оружием, которое заставляло края разрезов махриться, чернеть и заворачиваться в тоненькие трубочки.

Каждый листок пришлось разглаживать и долго водить пальцами по шраму, пока тот зарастал. Дольше, чем вчера или позавчера. А уж если сравнивать с прошлым годом, то и вовсе — со скоростью лекаря-улитки.

Небо за окном уже начало наливаться серо-стальным предутренним светом, а по вагону потянулись первые жаворонки, больше, правда, похожие не на пернатых, а на неупокоенных мертвецов, когда Ник провел ладонью по последнему листу и закрыл книгу. Отчаянно зевнул, несколько секунд разглядывал пустую обложку. Потом сунул свой излеченный трофей под подушку, накрылся простыней с головой и почти сразу провалился в тяжелый утренний сон.

Когда ближе к полудню его растолкала проводница, книга уже истаяла, как дурное наваждение.

* * *

Его потянуло в путь несколько недель назад. До этого случайностей хватало по горло и в родном городе. Со старых заборов облезала краска, открывая когда-то давно выведенные на занозистой древесине символы и буквы. Несущиеся к лобовому столкновению автомобили разъезжались на волосок друг от друга. Стаи ворон вдруг сбивались в пути и начинали бешено метаться между низкими закатными облаками. А если задремать в автобусе, то можно было увидеть и зверей, которые порой теряли нужные предметы, и зародыши деревьев, ползущие к фонтанам, чтобы напиться, и половинчатое сияние — между днем и ночью.

Точки разрывов в мировой ткани Ник научился видеть с детства, да уже и забыл, как это — не чувствовать на лице холод из-за-той-стороны. Лет в десять он смутно осознавал, что взрослые, рассказывая сказки, полностью и абсолютно искренне не верили в их реальность. В то время как домовые каждую ночь ходили гуськом в ванную стирать свои мохнатые носки, а в деревне у бабушки можно встретить лису, которая, прячась в зарослях лопухов, уговаривала гусей выйти прогуляться и звала на кашу.

Чуть позже Ник понял, что может влиять на происходящее. Он прокрадывался вслед за домовыми и учил их пользоваться стиральной машиной «Малюткой», чтобы процесс шел быстрее, шикал на лису, стирал странные надписи с заборов, пока их никто не увидел. Вобщем, помогал реальности мирно уживаться со сказкой, а людям — обычным людям — оставаться при своих заблуждениях.

В семнадцать лет он научился видеть саму ткань мира. Он даже стал улавливать чуть слышный щелчок перед тем, как она разрывалась, чтобы выпустить на свет очередной парадокс. Теперь заботы Ника состояли не столько в том, чтобы заметить и спрятать странное, а в обработке ран на теле реальности. Он стягивал разошедшиеся призрачные края, дышал на них,… и вселенная возвращалась на круги своя. На месте цветов появлялись ягоды, из зародышей деревьев выглядывали любопытные зеленые носики, а души людей вовремя прилетали к окнам роддома, чтобы успеть переродиться.

«Ассистент, иглу!» — весело бормотал он себе под нос, шагая вечером с работы домой по огромной трещине в асфальте, которая у него за спиной становилась меньше, а потом исчезала — будто ее и не было…

А потом пришла беда.

Случайностей становилось всё меньше. Сначала Ник не заметил этого — сложно уловить разницу между лавиной странных происшествий на единицу времени и лавиной-минус-один. Но когда минус принял значение десятков, парень забеспокоился.

Сначала исчезли совпадения, парные числа на циферблате часов и звонки «Ой, а я как раз о тебе думала». Потом перестали находиться вещи в неожиданных местах и попрятались нечеловеческие сущности. Найденные же разрывы мировой ткани было всё сложнее залечивать: вначале Ник грешил на ослабление собственной силы, но потом почувствовал, что виноват не врач, а травмы, которые становились тяжелее и глубже с каждым днем.