Не могу без тебя

Марья бросилась к Алёнке, обняла её.

— Прости, ради бога! Я безжалостна. Я не смела говорить всё это. Никто не смеет никому выносить приговора. Счастливая физиономия относится не к тому, что я говорю, просто я нашла наконец выход. Люди стыдятся говорить про себя правду. И я часто не говорила всей правды про себя. Хотела быть хорошей, а на самом деле — эгоистка. И к маме была безжалостна. И Колечку бросила. И Ванька был нужен мне для меня. И на тебе сейчас снова сорвалась. Прости, я не смела, потому что сегодня впервые за долгие годы я забыла о себе! Совсем. — Видя, что Алёнка не понимает, подошла к столу, осторожно, один к одному, собрала мелко исписанные листки, поднесла к Алёнке: — Вот. — Она не могла скрыть ни возбуждения, ни радости, ни надежды. — Спасение в нас самих, Алёнка, вот что я поняла сегодня. Нужно найти то, чем жить. Не мираж, не воображаемую жизнь, реальное дело. Понимаешь, здесь должна возникнуть реальная жизнь. — Марья прижала листки к груди.

— Зачем же ты отнимаешь то, что есть здесь, у меня? — удивлённо спросила Алёнка. — У тебя твои больные, твоё новое занятие. У меня — один Иван. И он как раз здесь. Он и моё прошлое, и настоящее, и будущее. Им я и живу. Какое имеет значение то, что он не со мной? Слышу его голос, ласковые слова, которые он говорит мне, все его замыслы знаю, как в каком случае он поступит.

Марья растерялась. Именно об этом она только что толковала. Истинная и есть жизнь души. И ведь сама-то она живёт душой Альберта, как червяк — ягодой: его голос слушает, его мысли кладёт на бумагу, как свои, будто ею рождённые. Конечно, Алёнка говорит именно о том же, но какая-то упрямая жестокость, какое-то до сих пор неведомое чувство превосходства — она, наконец, спаслась! — толкало Марью на сопротивление очевидному.

— Твоё «здесь» — неправда, иллюзия, — зло говорит Марья и ненавидит себя за то, что говорит, и не может остановиться. — У тебя давно, много лет, — пустота. Разве можно жить пустотой? — Как в детстве изгоя-ребёнка избивают камнями, так сейчас Марья словами бьёт Алёнку. — Твоё «здесь» не принесёт тебе ничего, кроме горя. Он совсем не тот человек, которого ты любишь, ты его придумала.

— Нет! — твёрдо произнесла Алёнка короткое слово. — Не придумала. Он любит меня. Я знаю. И он — такой, какого я ношу в себе. Я знаю. И он вернётся ко мне. Когда ему совсем станет невмоготу.

«Ему никогда не станет невмоготу», — хотела сказать Марья и не сказала. Она сказала:

— Я очень голодная и сейчас умру от голода. У тебя не останется подруги.

Вера Алёнки в её брата была настолько стойкой и глубокой, что Марья невольно засомневалась: всё ли она поняла в их с Ваней сегодняшней встрече правильно? Себя почувствовала избитой, словно все камни, запущенные ею в Алёнку, бумерангами вернулись к ней. Может, не Алёнка, она — слепа, глуха и глупа? Может, в самом деле Иван ничуть не изменился, а это она смотрит на него недобрыми глазами?

Спросила его сегодня: в чём он видит смысл жизни? Он очень удивился вопросу. Но думал недолго:

— В жизни, Маша, ничего нет, кроме жизни. Мама была несчастна потому, что не взяла от жизни то, что могла взять.

— Ради чего рождается человек? Вот отец служил обществу…

Иван захохотал. Легко, как смеётся человек, не боящийся того, что после смеха может прийти кара.

— Что такое общество? — спросил, отсмеявшись. — Это люди, ты, я. Ну и живи для меня, а я — для тебя, но и то и другое — для себя. Бери удовольствия, какие захватишь в пригоршни. Кроме удовольствий, ничего нет. Для радости и рождается человек.

— А как связать удовольствия с цветами земляники на могиле? А хрустали — разве смысл жизни?

Всё — в кучу! Всё — в мусорную яму: бриллианты и ребёнка.

В тот момент их задержали у светофора. Иван повернулся к ней всем корпусом:

— Уж это для кого какие удовольствия, Маша! Для кого, как ты верно заметила, хрустали — радость, красиво ведь! Кто-то любит продираться сквозь заросли, хотя рядом есть дорога, это называется: преодолевать трудности. Какой там смысл?! Небеса пусты, земля — это корни, перегной, соли, камень, песок, ты, небось, помнишь, изучала? Где рай, где ад, где Бог, где чёрт, где Баба Яга? Что ты мудрствуешь? Момент сейчас к человеку добрый. Главное: сумей устроиться. Теория о том, что нужно отказывать себе во всём и строить будущее для кого-то, мне представляется вредной, она даёт возможность жить лишь тем, кто у власти и кто не берёт в расчёт простых смертных.

Сзади засигналили. Иван поехал. И стал насвистывать песенку, незнакомую, из новой жизни, Марья такой не слышала.

— В твоих утверждениях отсутствуют логика и элементарная гуманность: не каждый сейчас может стать счастливым, — перебила она песенку. — Не каждый может позволить себе жить, как хочет. Лишь те, кто ухватили власть: Владыка, Меркурий, твой тесть. — Стоп. Опять вещаешь. — Раньше ты, как папа, хотел жить для других, — сказала она неуверенно.

Иван усмехнулся: