Не могу больше (СИ)

— Ещё бы. — И заторопила: — Давай, давай, усаживайся. Хватит разгуливать — не на экскурсии. Жаркое почти готово, и пока оно томится в духовке, я хочу выпить и переброситься парой словечек.

Они уселись за стол, и Джон разлил по бокалам скотч.

— Не жадничай, скряга, — ворчала Гарри. — Накапал, как валерьянки. Плесни по-мужски. Разговор-то, как я поняла, будет мужской.

— С чего ты взяла?

Она качнула челкой. Вздохнула.

— Ты себя в зеркале видел?

— И что там необычайного?

— Хм… Конечно, лучше, чем было тогда. Но хорошего тоже мало. Честно говоря, я немного испугалась, увидев.

— Да брось. Неужели всё настолько ужасно?

— Поверь близкому человеку, который тебе никогда не лгал. Во всяком случае, исключительно редко, и это не тот случай. Кто тебя выпотрошил и набил колючей соломой? Жена? Никак не успокоится? Она ещё не пыталась Шерлока отравить?

— Прекрати! — Крик вырвался помимо воли — сестра ткнула пальчиком в самое кровоточащее. Этот надрыв напугал обоих, но вместо того, чтобы сгладить момент извинением и улыбкой, Джон повторял снова и снова на одной нескончаемой ноте: — Прекратипрекратипрекрати!

— Боже мой, Джон, что происходит?! В какое дерьмо ты превратил свою жизнь на этот раз?

Под её ошеломленным взглядом он съёжился, втянул голову в плечи.

— Гарри…

— Стоп. — Она решительно поднялась. — Ни слова больше. Сначала я тебя накормлю. Мне не нужна в собеседники полуобморочная синюшная тень, от голода звереющая на глазах.

— Я сыт.

— Ты намерен мне возразить? Снова заорать? Попробуй, — фыркнула она, убегая в кухню.

— Я намерен извиниться, — Джон досадливо морщился и сжимал кулаки: совсем не осталось выдержки. — Прости, пожалуйста.

— Пустяки. Накапай ещё в бокалы, да посолиднее — я скоро, — донеслось из кухни, а следом за этим послышался изумленный возглас: - О, мой бог! Неужели?! Неужели эту красоту создала я?! — Через пару минут Гарри с небольшим керамическим противнем возникла в дверях: — Ты только взгляни…

Джон поглощал жаркое с торопливой, голодной жадностью.

— Тебя дома-то кормят? — усмехалась сестра.

— Кажется, да.

— Кажется? — Она сдвинула брови. — Ну-ка, остановись и возьми в руки бокал. Глотни.

— Какого черта? Вкусно…

— Никто у тебя не отнимает тарелку. Но твоё «кажется» очень меня тревожит.

— Что в нём тревожного? — удивился Джон, нанизывая на вилку кусочек телятины и с вожделением на него поглядывая.

— Да всё. Человек не замечает происходящего — разве этого недостаточно для тревоги?

— Человек устает на работе. Как вол. Не забывай: новогодние праздники — не самый легкий для врачей период. Жизнь обходит стороной, а обеды и ужины — тем более. Гарри, дай спокойно поесть.

— Почему-то моё жаркое тебя стороной не обошло, — возразила она. — Что случилось, Джон? Что с тобой? Ты ответишь мне когда-нибудь или нет?

— Кроме цейтнота в клинике, всё в полном порядке.

Он бросил короткий, чуть виноватый взгляд и снова принялся за жаркое.

— Так я и думала. Знала, что этим кончится.

Гарри поднялась и вышла, вернувшись с тонкой перламутровой сигаретой в пальцах.

— Это ещё что за новости? — нахмурился Джон. — Куришь? И как давно?

— Давно. Но редко. Когда начинает противно трясти изнутри.

— А сейчас тебя начинает противно трясти?

— Да. Потому что собираюсь сказать то, что думаю. И это очень серьезно.

— Да? Ну-ну, я готов к самому худшему. — Было заметно, что Джон изрядно напрягся, и даже попытка иронии выглядела жалко, искусственно. Он отложил вилку, дурашливо поёрзал на стуле, и, откинувшись на его мягкую набивную спинку, поднял бокал. — Говори свою серьёзную речь.

Гарри подошла сзади, обняла и невесомо коснулась губами затылка.

— Бедный мой, бедный…

А потом села напротив, щёлкнула зажигалкой и с наслаждением затянулась.

— Ты влюблён, — сказала она уже без тени эмоций. — Влюблён так, что потихоньку сходишь с ума. Ты растерян и потрясён. Напуган. Измучен. Очень сильно измучен. И мне больно на это смотреть.

— Изумительная констатация, — рассмеялся Джон, залпом доканчивая скотч. — Я сражен наповал.

Но Гарри даже не улыбнулась.

— Я всё понимаю, братишка. Твоя жизнь, твои убеждения… Ты всегда был натуралом. Во всяком случае, выглядел как занудный и пресный натурал. Даже рядом с ним. Но какое имеет значение то, как выглядишь до определенного момента? И кем себя ощущаешь. Оно приходит, и всё.

— Оно?

— Оно. Самое главное. Смысл.

— Говоришь загадками.

— Господи, Джон. Какие загадки? Зачем ты врешь? Своей правильностью и праведностью ты можешь запудрить мозги кому угодно, только не мне.

Она смотрела с жалостью и легким недоумением.

Джон подавленно молчал. Возражать не имело смысла. Кроме того, их отношения с Гарри всегда строились на доверии. Юлить было противно. Да и к чему? То, что разрывало висок вот уже две недели, настойчиво искало выхода, молило об избавлении. Гарри, как всегда, подставляла плечо, на которое отчаянно хотелось опереться. Всей своей тяжестью.

— Если ты упустишь этого парня, я тебя не пойму.

Глаза потускнели и наполнились мукой. Как он устал. Безмерно.

— Я женат, не забыла? Это чего-то стоит?