Тем не менее Фрейд облегчал состояние своих компульсивных пациентов. Его подход к лечению резко отличался от всей предшествующей традиции, поскольку он анализировал компульсии точно так же, как сны, воспоминания и практически любые другие сообщения пациентов — как символы. К примеру, девятнадцатилетняя пациентка поведала ему о компульсивном ритуале отхода ко сну, без которого не могла уснуть. По описанию Фрейда, она останавливала большие часы в своей спальне и выносила за дверь остальные, в том числе карманные, даже «крохотным наручным часикам… не положено было лежать в ящике прикроватного столика». Дверь между спальнями ее и родителей должна была оставаться приоткрытой ровно наполовину, для чего она подкладывала в дверной проем различные предметы. Она передвигала цветочные горшки и другие сосуды, чтобы исключить их случайное падение, и укладывала подушки в форме бриллианта. Больная встряхивала пуховое одеяло до тех пор, пока пух не перемещался в его нижнюю часть, но, добившись этого, нервозно разравнивала наполнитель, пытаясь разделить пушинки. «Ее всегда преследовало ощущение, что не все сделано, как надо, — писал Фрейд. — Все нужно было проверить и повторить, поскольку то одно, то другое вызывало сомнения».
Современные психиатры, скорее всего, диагностировали бы у пациентки компульсивнуюпотребность сделать «все правильно», питаемую тревогой, которая вспыхивала при нарушении обстановки и размещения предметов в спальне. Фрейд усмотрел в компульсивном ритуале этой молодой женщины скрытый — как обычно, сексуальный — подтекст. Подготовка постели символизировала ее желание забеременеть (устройство гнезда для своего чрева). Часы, настенные и наручные, тоже имели сексуальную символику — «генитальную, поскольку связаны с периодическими процессами», а также потому, что «молодая женщина, возможно, гордилась, что ее менструации точны, как часы». К тому же «тиканье часов можно сравнить с биением или пульсацией в клиторе при половом возбуждении». Женщина — которую он определил как «невротичную» больную с «агорафобией и обсессивным неврозом» — убирала часы, поскольку хотела избавиться от «символов женских гениталий… на ночь», пояснил Фрейд на лекции. Сосуды — цветочные горшки и вазы — также женские символы, и ритуальное избавление от них пациентки перед отходом ко сну диктовалось страхом, что в первую брачную ночь у нее не будет кровотечения и окажется, что она не девственница. Сначала женщина отвергла предложенное им символическое объяснение, заявил Фрейд, но постепенно «приняла все интерпретации» и отказалась от «церемонии в целом».
Фрейд не ограничился рассмотрением компульсивного поведения пациентки как такового и предположил, что обсессии и компульсии чаще всего уходят своими корнями в детство (как и любая психическая болезнь). Если ребенок хотел заняться игрой, продиктованной тягой к насилию или связанной с сексуальностью, но родитель ему воспрепятствовал, конфликт неудовлетворенного желания и запретного действия порождает «вытеснение» психической энергии, питающей желание. Эта энергия оказывается заперта в подсознании и впоследствии, у взрослого, проявляется в обсессиях и компульсиях. Большинство психиатров придерживались, в тех или иных вариациях, фрейдистской интерпретации ОКР со всеми атрибутами — бессознательным, вытеснением, защитными реакциями эго — почти до 1970-х гг..
Фрейда можно назвать «сапожником без сапог», поскольку у него самого была компульсия. Он «не расставался с ручкой, писал везде и всегда и никогда не изменял привычке», отмечает Лидия Флем в его биографии[39]. Он всегда работал компульсивно, принимая пациентов с утра до позднего вечера, а затем писал до глубокой ночи, обычно до двух или трех часов. Фрейд признавал: «Я действительно не представляю себе нормальной жизни без работы: размышлять и работать — это для меня одно и то же, и ничто больше меня не радует». В признании, перекликающемся с современным пониманием тревоги как основы компульсивного поведения, Фрейд выражал ужас, что слова могут оказаться бессильными, а мысли перестанут его посещать, заключая, что «об этом невозможно думать без дрожи». Он никогда не мог рассчитывать на «продуктивность в любой момент и в любом настроении», у него случались дни, «когда ничего не ладилось» и он «рисковал полностью утратить способность к работе и борьбе». Обратите внимание на последнюю фразу. В ней ясно читается компульсивная потребность писать и лечить, создаваемая тревогой, более того, экзистенциальным ужасом, что однажды он будет на это не способен.
Фрейд обозначал обсессивность и компульсивность термином Zwangsneurose — «невроз принуждения», близким к понятию Zwangsvorstellung — навязчивая (букв. «принудительная») идея, — предложенному австрийским и немецким психиатром Рихардом фон Крафт-Эбингом для обозначения неотступных мыслей. В Англии понятие Zwang стали переводить словом