(не) Мой Боно

— Я всю жизнь мечтал, чтобы моя девушка днем носила форму, а под вечер преображалась в сексуальный наряд и извивалась на пилоне. Для меня. Твои танцы в приват-кабинке до сих пор щекочут мою память и мне хочется, чтобы ты еще раз станцевала. Как тогда, — его глаза вспыхнули порочным огнем. Только за один такой взгляд я готова без подготовки бежать к пилону и танцевать. Только бы он вот так смотрел на меня: с вожделением, будто в этом мире есть только я, а остальное суета.

— Ты сумасшедший, Боно! — возмущаюсь, но скрыть улыбу не могу. Мой сумасшедший. Только мой.

***

Когда-то я зарекалась, что больше не буду танцевать. Мои руки никогда обнимут пилон, и я не буду медленно и грациозно извиваться на нем, заставляя дыхание моего единственного зрителя трепыхаться. Я чувствовала его внимательный взгляд, которым он поедал мою точеную фигуру, облаченную в его же рубашку, под которой скрывается сексуальный комплект белья красного цвета. Эти кружевные тряпочки я специально держала для особого случая. Для моего Боно.

Смотря на тем, как я ласкаю себя под одну из любимых композиций «Stones — Emmit Fenn», которую постоянно гоняла год назад, Рома с трудом удерживался на месте. А меня захлестывала атмосфера нашей маленькой спальни, в которой я, танцующая возле пилона, горела под стальным взглядом и чувствовала, что возрождаюсь, подобно Фениксу.

Танцуя перед Боно, как перед зеркалом, я видела в нем жажду, непреодолимое желание сорвать с меня скорее эту чертову рубашку, пуговицы на которой я так мучительно долго расстегивала. Намеренно дразнила, забавляясь с пилоном, словно он и есть мой Боно, сжимала его шаловливыми ручонками, выполняя очередной трюк. Я была уверена, мой мужчина сейчас завидует шесту, который самолично поставил в нашей комнате и желает оказаться на его месте. Но всему свое время.

Мы оба знали: скидывая с хрупких плеч по одной бретельке лифчика, я обнажала не только тело, но и душу. А снимая красные стринги, лежа в вызывающей позе на спине, не только заводила своего Мефистофеля, но и возвращала себя прошлую: страстную, пошлую и просто девочку без комплексов. Ту, которая знала и умела возбуждать, распалять мужскую фантазию, при этом не давая к себе прикоснуться.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Мне хотелось сегодня вести. Подчинить себе Боно, который и так был рад подчиняться, когда я подошла к нему разгоряченная, и полностью обнаженная и села к нему на колени лицом к лицу. Мне передавалась его дрожь от возбуждения, отзываясь пожаром внизу живота. Всю жизнь бы смотрела в родной, серый омут, в котором можно утонуть, растворяясь в пучине похотливых желаний.

— Тебе понравилось? — шепчу, коварно облизываясь и веду языком влажную тропу по шее, нагло забираясь шаловливыми пальчиками под футболку. Следом тяну черную ткань вверх, чтобы она не мешала мне одаривать поцелуями родное, любимое тело, на котором я знаю каждую родинку, каждый шрам. И люблю его каждую клеточку, готовая вечно любоваться накачанными мышцами, вдыхать его запах, с мускусом и нотками цитруса, окончательно выбивающим почву из-под ног.

— Ну уж нет, Люцифер, — прохрипел Боно после того, как мои поцелуи замерли над его ремнем, — сегодня командовать парадом буду я. Мы же никуда больше не торопимся, правда?

Он ловко перехватил инициативу, и я охнуть не успела, как оказалась под ним на кровати, со скрещенными над головой запястьями. Снова обезоруженная, снова его полностью без остатка.

Глава 99

— Ну, что, лейтенант, — Боно с прищуром наблюдал за тем, как я с удобством располагаюсь на переднем сидении, закидывая ноги на торпеду, — готова к путешествию?

— Ты теперь меня постоянно так называть будешь? — Я улыбнулась. Неделю назад забрала диплом из университета МВД и с того момента привычное моим ушам обращение Люцифер сменило лейтенант. — Как устроюсь к тебе в отдел и посмотрим, как запоешь…

— Упаси боже! — возмутился Боно. — Протестую! Ты мне всех девок распугаешь. С кем я заигрывать буду?

— Точно, — я сделала вид, что задумалась, — об этом я не подумала. Это ты мне флиртовать с красивыми мужчинами в форме не дашь… не пойду к тебе в отдел, — картинно цокнула языком и закусила щеку, чтобы не улыбаться.

— Доминика, — мой Мефистофель понизил голос, что вызвало блаженную улыбку на лице. Он ревновал, — пристегнись и садись нормально. Не подавай пример сыну.

— Да, мам. Так сидеть нельзя. При аварии ты переломаешь ноги, — вклинивается Игорь, — папе придется тебя на коляске возить. — Он наконец-то начал рычать.

Поперхнувшись от суровой правды с уст своего сына, послушно сажусь как положено и пристегиваюсь ремнем безопасности. Не удерживаюсь и показываю Роме язык. Тот только улыбается.