Может быть, у него оставалось два дня, чтобы закончить научный проект. Или, может, у него на школьном счету осталось обеденных денег всего на два дня. Возможно, это было какое-то хитроумное напоминание от учителя, чтобы дети не забывали о сроках выполнения задания. Это и правда было похоже на то, что сделал бы мистер Джонсон.
Или это что-то, что сделал бы мистер Джохансон?
Уолли покачал головой. Это не имело значения, поскольку эти слова – «У тебя осталось два дня» – ничего не значили. Это был всего лишь розыгрыш, шутка или прикол. Вот и всё.
И всё же Уолли ворочался под одеялом, и у него перед глазами продолжали прокручиваться слова.
Осталось два дня.
Осталось два дня.
Осталось два дня.
К утру Уолли убедил себя, что, наверное, всё было в порядке.
«Да точно всё в порядке», – убедил он себя, запихивая в рот ложку хрустящих колечек.
Автоматы с бумажными полотенцами не могли знать таких вещей, как, например, сколько дней у тебя осталось до… ну… до чего-нибудь. И даже если бы знали, они не могли бы об этом рассказать.
Ночью он придумал новую теорию для объяснения происходящего.
Должно быть, всё это подстроил школьный уборщик Джерри Робинсон. Это был старик с сероватой кожей, туго обтягивающей его руки и лицо. Он всегда улыбался и устраивал розыгрыши – например, подкладывал искусственную рвоту в самые оживлённые коридоры и смеялся над тем, как дети пытаются её обходить. Вероятно, это он загружал новую бумагу в автоматы в туалетах, когда она заканчивалась. Уолли отправил в рот очередную ложку хлопьев.
«Да, это наверняка был Джерри», – успокоил он самого себя. Уолли мог представить себе, как этот старик уборщик в своём комбинезоне горбится над тяжёлым рулоном бумаги, ухмыляется и корябает эти послания чёрным маркером.
«Очень смешно, Джерри, – подумал Уолли, –
Чтобы доказать свою теорию, придя в школу, Уолли пропустил первый звонок и пошёл в туалет. Его ботинки тихонько постукивали по кафельному полу. Он подошёл прямиком к автомату с бумажными полотенцами. Мальчик постоял перед ним пару секунд, а затем заглянул под кабинки, чтобы убедиться, что в туалете больше никого нет.
Красный глаз автомата мигнул, Уолли поднял трясущуюся руку и махнул перед ним. Аппарат зажужжал. Выехал лист бумаги:
Уолли вытаращился на надпись.
«Как это происходит?»
Мальчик снова махнул рукой, и выехал ещё один лист бумаги:
Он вгляделся внутрь автомата. Рулон бумаги внутри был чистым. Он снова провёл рукой… и опять. Каждый раз, когда он это делал, выезжал новый лист бумаги с теми же пятью словами.
Уолли ходил взад и вперёд перед раковинами.
Он не должен обращать на это внимания – он это знал. Это нужно игнорировать и идти на урок. Но Уолли просто не мог. Он вернулся к автомату и провёл перед ним рукой. Он не мог остановить себя.
Листы бумаги выезжали один за другим – на каждом те же слова. Уолли уже перестал отрывать отдельные листы. Из автомата выезжал один длинный лист, который волнами складывался в одну груду у ног мальчика. «Этого не может быть. Это просто невозможно».
У мальчика колотилось сердце. Щёки у него полыхали.
«Остался всего один день. Как это возможно?» Он ведь всего лишь ребёнок.
Остался один день.
Остался один день.
Ему хотелось гораздо большего, чем один день.
Он подобрал с пола длинную полосу бумаги и разорвал её. Звук рвущейся бумаги было единственное, что, казалось, имело какой-то смысл, единственное, что ощущалось правильным.
Поэтому он снова стал рвать. Он мял листы и швырял их клочья. Он бросал их на пол и пинал ногами. Он хватал самые большие куски и разрывал их на мелкие кусочки, и вскоре пол был усыпан мятой бумагой.
Прозвенел последний звонок на урок.
Уолли остановился.
Он стоял посреди уборной, в кольце из обрывков бумаги.
– Остался один день, – едва слышно проговорил он и вышел из туалета, даже не подумав убрать за собой беспорядок.
В тот день он не слушал своих учителей – ни мистера Джонсона, ни мистера Джохансона, ни других. Зачем?
Вместо этого Уолли сидел за партой, ни с кем не разговаривая. Он хотел бы сделать так много, но, зная, что у него остался всего один день, мальчик не мог найти в себе силы сделать хоть что-то. Как будто этот автомат в уборной высосал из него всю жизнь.
Вечером он не стал выполнять домашнюю работу и дела по дому, он достал из-под кровати свою заначку конфет с Хэллоуина. Уолли планировал сберечь их, есть по чуть-чуть, так чтобы растянуть их на весь год, но какой теперь в этом смысл? Он съел столько конфет, сколько могло поместиться у него в желудке, – леденцы, шоколадные батончики, ириски. У него раздулся живот и разболелась голова от такого количества сахара, но он развернул ещё одну шоколадную ириску и запихнул её в рот несмотря ни на что.
«Остался один день», – подумал он.
Мальчик никому не рассказал, что должно произойти. Даже родителям. Он не видел в этом смысла. Скорее всего, они подумают, что он сумасшедший. А если и не подумают, они всё равно не смогли бы остановить то, что надвигается.