Не моргай!

– Вернись… – начала было она, но как только она заговорила, её уши вспыхнули огнём, и она снова замолчала от шока.

Она тянула за серёжки. Она дёргала себя за мочки ушей. Ничего не помогало. Её класс наполнился оглушительным шумом.

Вокруг неё прыгали, жужжали и кричали двадцать семь учеников.

Нет, – вдруг поняла она. – Не двадцать семь.

Двадцать шесть.

Одна ученица – Синди Уотсон – сидела на своём месте как статуя. Среди всего этого хаоса она подобрала свою книжку и читала её молча, улыбаясь лишь одним уголком губ.

«Ведьма – это слово толкуют совершенно неправильно», – думала Синди. Её одноклассники – те самые, которые в эту минуту кричали и толкались, чтобы получше разглядеть свою корчащуюся учительницу, – употребляли это слово десятки раз, говоря про миссис Хьюбер.

«Какая нелепая идея. Миссис Хьюбер – ведьма!»

Девочка вздохнула и перевернула страницу.

Это лишь доказывало то, что всегда говорила ей бабушка: большинство людей ничего не знают о ведьмах. Ничего.

Прощай, средняя школа Риджкрест

Это произошло во время пятиминутной перемены между уроком естествознания у мистера Джохансона и уроком английского у мистера Джонсона. Уолли был в туалете, мыл руки и тренировался выговаривать имена своих учителей.

Джонсон. Джохансон.

Он вспенил мыло между пальцами.

Это была одна из тех жестоких проделок вселенной, думал он, один из её мелких способов достать его. Иначе почему ему достались два учителя с практически одинаковыми именами?

Всего за несколько минут до этого у него состоялся примерно такой разговор:

– Эй, мистер Джонсон?

– Джо-ХАН-сон, Уолли. В последний раз Джо-ХАН-сон. Запомни это.

– А, да. Извините.

Это была справедливая ошибка, подумал тогда Уолли, но мистер Джохансон отвернулся, с лязгом уложил мел в металлический держатель, и Уолли так и не удалось задать свой вопрос.

Уолли выключил воду, тихо бормоча себе под нос снова и снова: «Мистер Джонсон. Мистер Джохансон», но он знал, что это не поможет. Эти два имени спутались у него в голове, как верёвки, и даже сейчас он не был уверен, что называет их правильно.

Мальчик встряхнул мокрыми руками и помахал ими перед красным мигающим глазом автомата с бумажными полотенцами.

Ничего не произошло. Обычно оттуда, разматываясь, выезжала бумага, но не сейчас.

– Прекрасно, – огрызнулся Уолли, снова думая о вселенной, которая хочет его достать. – Эта ерундовина сломана.

Он попытался ещё раз, помахав мигающему красному глазу медленнее. Его мокрые ладони блеснули в свете ламп, и с левого мизинца упала капля воды прямо ему на ботинок – плюх. Наконец аппарат зажужжал. Из него выехал шероховатый лист бумаги.

Уолли опешил.

Перед ним, на свисающем листке бумаги было нечто, чего Уолли не мог объяснить.

Слова.

Они были нацарапаны тёмным жирным шрифтом и гласили:

У ТЕБЯ ОСТАЛОСЬ ДВА ДНЯ

Странно, подумал Уолли. Надпись выглядела как гневное послание. Буквы были неровными, и казалось, их вдавливали в бумагу с силой.

– Осталось два дня? – пробормотал Уолли. Он оторвал листок, смял его в комок и бросил в мусорное ведро. Затем он снова махнул рукой перед автоматом. Тот зажужжал. Выехал лист бумаги, и снова появились эти слова:

У ТЕБЯ ОСТАЛОСЬ ДВА ДНЯ

Уолли заглянул внутрь автомата сквозь серую полупрозрачную крышку. Внутри он мог разглядеть большой рулон бумаги и несколько шестерёнок. И больше ничего. Бумага в рулоне выглядела чистой.

Уолли оторвал второй лист бумаги, поднял его и осмотрел на свету.

В этот момент в дверь уборной вошёл Брэндон Рейнольдс. Когда Брэндон пошёл по делам, Уолли скомкал бумажное полотенце.

Уолли выбросил комок в мусорное ведро. Он хотел посмотреть, что произойдёт, когда Брэндон проведёт рукой перед мигающим глазом – появятся ли слова и на его листке, – поэтому он ждал, наклонился ближе к зеркалу и притворился, что рассматривает что-то на лице. Он провёл пальцами по волосам. Присел, развязал и снова завязал шнурки.

Наконец Брэндон вышел, помыл руки и помахал тыльной стороной мокрых ладоней перед красным глазом. Выехал лист бумажного полотенца.

На нём ничего не было. Никаких слов. Просто пустой лист. Брэндон оторвал его, вытер руки и вышел.

Уолли подошёл к автомату. Он медленно провёл рукой перед красным глазом. Аппарат зажужжал, и снова появились слова:

У ТЕБЯ ОСТАЛОСЬ ДВА ДНЯ

Уолли тяжело сглотнул. Что бы этот автомат ни пытался сказать, очевидно, он говорил это только ему. Какая бы судьба ни маячила на горизонте, это была его судьба.

Осталось два дня? Осталось два дня до чего?

Внезапно вся эта история с Джонсоном и Джохансоном стала казаться не такой уж и важной.

Было впечатление, что вселенная и правда хочет его достать.

«“Осталось два дня” может означать что угодно», – размышлял Уолли, лёжа в постели в тот вечер.