Не моргай!

Смятый рулон бумаги подкатился к ногам Уолли, он нагнулся и поднял его.

– И вот это! – Он поднял рулон бумаги над головой и изо всех сил швырнул его об пол.

– Довольно! – проревел учитель, но Уолли нанёс ещё пару ударов ногой, прежде чем остановиться. Теперь, когда всё было кончено, мальчик пытался перевести дыхание. От автомата остались лишь осколки, и даже если это была его последняя секунда на Земле, Уолли чувствовал себя хорошо. По крайней мере, он избавился от этой штуки. По крайней мере, он заберёт её с собой.

Учитель прошёл дальше в туалет и осмотрел место катастрофы. Его багровое лицо пульсировало.

– Я поверить не могу, что ты это сделал, – выговорил он, качая головой. – Уолли, я поверить не могу, что ты это сделал.

Уолли показал на пол.

– Мистер Джонсон, – начал он, – эта штука…

– Меня зовут, – тихим голосом перебил учитель, подходя ближе к Уолли, – мистер Джо-ХАН-сон. И на этот раз ты запомнишь это, Уолли, потому что после всего, что ты здесь устроил, – он обвёл рукой комнату, – я стану тем учителем, который позаботится о том, чтобы твоя нога никогда больше не ступала в среднюю школу Риджкрест.

Уолли вытаращил глаза от удивления.

– Это твой последний день здесь, – прошипел мистер Джохансон. – Твой последний день.

Так вот что, подумал Уолли, чувствуя странную смесь облегчения и ужаса. На полу, у его ног, мигнул красный огонёк и погас навсегда.

Чертовски удобно

Мы возвращались домой с тренировки по волейболу и ехали по Харрис-стрит в папином фургоне, и тут папа затормозил так резко, что у меня заблокировался ремень безопасности.

– Хайди! – вскрикнул он. – Ты взгляни на этот диван! Он же практически новый! – Папа показывал пальцем на коричневый диван, стоявший на обочине между двумя вязами. Он был большим и мягким, с короткими ножками в тёмном дереве. На нём стояла картонная табличка с надписью: «Отдаю бесплатно в хороший дом».

Такое частенько бывало в нашем районе. Люди просто оставляли вещи на обочине, чтобы их мог забрать кто-нибудь другой. Так мы заполучили кучу мебели – журнальный столик, комод и два барных стула. Отчасти поэтому папа и водил фургон: мы всегда могли что-нибудь в него загрузить.

– Поверить не могу, от чего люди избавляются, – папа расплылся в улыбке. Он открыл дверцу машины и спрыгнул на дорогу.

Я опустила окно.

– Он будет отлично смотреться в комнате с телевизором. – Папа несколько раз обошёл диван по кругу. Папа любил свою комнату с телевизором. Практически каждую минуту он проводил там за просмотром старых вестернов. Его любимчиком был Джон Уэйн.

– Ой, папа, – протянула я, – ты уверен, что нам нужен этот старый хлам?

Нам не то чтобы нужна была вся эта бесплатная мебель. Мы не были бедняками или что-то в этом роде. Проблема была в том, что папа не мог устоять.

Однажды он даже притащил домой две церковные скамьи – церковные скамьи! Он расставил их вдоль стен своей комнаты с телевизором, хотя у нас уже было достаточно сидячих мест для трёх человек – меня, папы и мамы. Мы целыми днями спотыкались об эти скамьи, пока мама наконец не убедила Уоллесов с нашей улицы забрать их.

Я высунулась из окна фургона и представила себе, что побывало на этом диване. Крошащаяся еда? Блохастые животные? Что-то похуже?

– Э-э, пап, – тихонько заговорила я. – У того, кто оставил здесь этот диван, вероятно, была веская причина от него избавиться, – я попыталась его переубедить.

– Что ты имеешь в виду, мой маленький компаньон? – Папа оторвал взгляд от дивана и посмотрел на меня.

Маленький компаньон. Это было одно из моих прозвищ. У меня их было много, все из папиных вестернов. Я также была Мёртвый Глаз, Тощий и Ковбой.

Папа снова взглянул на диван, и его улыбка зажглась, как рекламная вывеска. Его очень обрадовала такая находка.

– Не знаю, – замялась я. – Может, в этом диване клопы… или вши… или микробы.

Папа наклонился вперёд и понюхал диван. Он несколько раз хлопнул по подушкам и посмотрел на взметнувшуюся пыль.

– Я так не думаю, – ответил он. – Это отличный диван. Идеальный.

Он плюхнулся на него, и меня передёрнуло. Я открыла дверцу фургона и спрыгнула.

– В наши дни люди слишком торопятся выбрасывать вещи, Хайди. – Он глубоко вздохнул. – Вот раньше люди держались за своё добро. Раньше им приходилось…

Папа много говорил о «старых добрых временах», но он не имел в виду то время, когда он был ребёнком. Он имел в виду времена Дикого Запада – времена из его фильмов.

– Ну, Ловкач, – скомандовал папа, – помоги мне его загрузить.

Папа поднял один конец дивана, а я попыталась поднять другой. Он оказался тяжелее, чем мы ожидали, так что мне пришлось толкать и двигать свой конец, но через несколько минут мы втиснули диван в кузов фургона, и папа захлопнул заднюю дверь. Я вытерла руки о шорты.

– Твоя мама будет в восторге, – гордо заявил он. Я не была так уверена в этом, но папа просто сиял.