Не на продажу!

Надежды на продолжение прежней жизни рушились, а будущее теперь было чем-то зыбким и непонятным. Оставалось прошлое — его поездка в другую страну, о которой и вспоминать-то стыдно, и все те прожитые за этой рутиной годы. Крушение. Крушение всего того, что он знал в жизни, что он понимал и к чему стремился — вот что его ждало, и вот в этом он и завяз с головой.

Приехав и ощутив на себе обычную атмосферу города, он первым делом выкинул пачку сигарет, остатки которой еще покоились в его кармане. Вначале Г. и вовсе хотел любым из возможных способов выразить благодарность тем таможенникам, которые непонятным образом смогли отправить его обратно, правда, взяв за это щедрую плату из его кошелька. Но вскоре он осознал, что это вряд ли получится, и ограничился внутренней всепоглощающей благодарностью.

Тем не менее его отпуск был окончен, и из непередаваемых ощущений он опустился обратно на землю, с ее проблемами и стенаниями. Машинами, квартирами и деньгами, что ходят всё время рядом, но никак не заглядывают в твой дом. Обыденность приняла Г. с распростертыми объятьями — на работе все ему были рады, да и «друзья» встретили с отменным радушием, устроив вечеринку в его честь, но всё это было не то. Уже не так воспринималось через призму всего увиденного, услышанного и прочувствованного. Как-то лживо. Как вся его прошлая жизнь без смысла.

Вот тогда-то он встретил ее. Этот запах в авто… Именно этим, наверное, она и зацепила. Обычная девчонка, называвшая себя Крэш. Встретились они под светом мигающего прожектора, так незатейливо именующегося прерывателем. На закрытой пати, где, по идее, должны были быть все свои, но эту девушку Г. раньше не видел. Вообще всё это, должно быть, смотрится достаточно комично: Г. и ОНА. Так говорят, когда повстречают свою якобы единственную любовь. Она. Г. теперь именовал эту девушку именно так. Вообще, она плохо вписывалась в круг его обычного общения — своевольна, независима и совершенно ему не поддакивает, даже смеется над ним. Иногда незатейливо, а в иной момент так зло и с усмешкой, которую даже не пытается скрыть. Может, это Г. и зацепило — после пережитого и прочувствованного ему хотелось, чтобы хоть кто-то сказал, насколько он никчемен. С этого самого времени и понеслась эта свистопляска.

Вся наша жизнь завязана на желании. Много времени уходит на то, чтобы это осознать, но в итоге каждый человек приходит к тому, что он раб своего удовольствия. Это чувство, когда всё сжимается внутри и переворачивает твой мир с ног на голову. У кого-то оно длится доли секунды, и до него нужно умело допиваться, а у других затягивается на годы. Тот самый момент удовольствия, который рано или поздно отпускает, оставляя тебя наедине с реальностью. На этот раз момент затянулся и не желал отпускать Г. В таких случаях принято говорить — рвет башню, или что-то в таком духе.

Башню рвало конкретно. Раньше я и представить себе не мог, что можно так зависеть от человека. Что она скажет? Что сделает? Почему не берёт трубку? Вроде, такие мелочи жизни начинают иметь первостепенное значение. И, вроде, с одной стороны, понимаешь, что она просто маленькая дура, но когда она садится рядом, на пассажирское кресло, и улыбается так, как только у нее одной получается, то рациональное зерно отключается напрочь. Этот запах в машине, в квартире, от моей одежды. Кажется, от него теперь не избавиться. И уж тут-то понимаешь, что завяз. «Любой каприз за ваши деньги», — раньше бы сказал я и хитро улыбнулся, но теперь всё это перестало иметь смысл: я придумал себе какой-то иной, параллельный мир, где даже у Г. может всё быть хорошо. Мир, в котором каждый имеет право на второй шанс, и почему-то внутри копошилось стойкое ощущение, что это и есть мой шанс. За какие заслуги всё это, правда, понять было сложнее.

Жизнь разделилась на две части: первую, где Г. проживал серое утро, переваливался по офису в поисках хоть какого-нибудь занятия, кроме опостылевшей работы, и вторую, где он видел Крэш. Он не мог больше продавать, это занятие теперь казалось ему недостойным, уделом каких-то низших слоев, у которых под пиджаками и галстуками вовсе ничего нет. У него теперь это что-то было. Надежда. Надежда на то, что всё может измениться в один момент, и на то, что люди меняются.

Не сказать, что эта девушка не отвечала ему взаимностью или игнорировала. И тем более не скажешь, что она выдала что-то вроде «давай останемся друзьями». Всё у них было как у среднестатистической пары — встречи, свидания, секс. Но Г. хотелось чего-то большего, а вот чего — он понять никак не мог, как ни старался. Чего-то нового, чего в его жизни еще не было, но вот что это такое — ни в одном мудреном учебнике по экономике, которые он зачитывал до дыр, когда учился не по той специальности, куда звала душа, не было сказано. Не сказано об этом ничего и на корпоративных тренингах, и даже печенья с предсказаниями тут не могли помочь.