— Почему вы переехали? — спросила Сарада.
— Сама как думаешь?
Она тяжело вздохнула.
— А что Итачи?
— Ушел.
— Куда он ушел? — с подозрением уточнила Сарада.
Саске хмурился, как вредный ребенок.
Вот же… Дядя. Что ты уже натворил напоследок?
— Шинген! — позвала Сакура.
В кухню прожогом влетел ее младший брат.
— Да-а, мам!
— Джуни уже вернулся?
— Нет, мам.
Он украдкой покосился на Сараду и тут же отвернулся.
Шингену было четыре. Когда Саске еще в Резиденции сказал, что у них с Сакурой сын, Сарада почему-то сразу же представила его как маленького Саске, но братец от папы все-таки отличался. У него были прямые тонкие волосы, как у нее. Да и характер оказался полегче, чем у отца. Мелкий Саске в свое время ревновал ее к Итачи. Шинген не пытался ревновать ее к родителям, смотрел скорее с любопытством. Или просто не понимал, кто она такая? Думал, она не задержится надолго? Привык быть единственным ребенком в семье.
Мое место… Мое место теперь его.
— Кто такой Джуни? — спросила Сарада.
Саске долго молчал и наконец произнес:
— Сын Итачи.
Сарада в ступоре умолкла. Проморгалась.
— Подожди-подожди… Итачи и Карин… Тот мальчик…
— Вы пересекались?
— Видела в старом саду какое-то странное существо, — призналась Сарада. — С дождевыми червями.
— Это он.
Сарада выдохнула.
— Напрасно надеялась… Он… странный.
— Он слепой.
Мороз пробежал по коже.
Папа —
— И все-таки, — снова начала Сарада. — Вы мне так и не ответили.
Отец понял, о чем зайдет речь, и помрачнел. Сарада уперлась руками в торец стола и спросила тоном прокурора:
— Где Наруто?
****
Наруто пришел в сознание. В ушах гудело. Спина болела с такой силой, словно на ней не осталось кожи. Инь-Курама не так помогал с регенерацией, как прошлая половина, ныне разгуливающая на свободе.
Долго же будет заживать.
Память прогуливалась где-то на задворках и все никак не возвращалась обратно. Серые стены. Мелкая металлическая дверца. Окошко в стене, через которое в помещение падал белый луч света, такой полный, что, казалось, его можно было потрогать. Наруто махнул рукой в его сторону, но пальцы ожидаемо прошли сквозь луч, ничего так и не ощутив. Красивая и разочаровательная иллюзия.
На костяшках запеклась чужая кровь. Наруто с интересом посмотрел на них, вспоминая события последних суток. Вечерняя бойня, затем он проспал в беспамятстве, измученный схваткой и печатью. Потом его отхлестали.
Он зарылся пальцами в волосы и поджал колени к груди.
Кажется, я разошелся…
«Мягко сказать, разошелся», — фыркнул Инь-Кьюби.
— Мы были в равных условиях, — вяло пробормотал Наруто вслух. — На них печати. На мне печать. Просто… люди.
«Только из вас двенадцати эту ночь пережил один ты и еще тот хилый…»
— Перестарался, — небрежно бросил Наруто. — Простите.
«Хорошо, что ты успел оправиться от яда. Он тормозил регенерацию».
— И что?
«Я насчитал у тебя в животе как минимум два ножа».
Внутренности и правда побаливали. Наруто задрал куртку вместе с футболкой и с удивлением осмотрел живот. На нем белели полосы свежих шрамов. С ночи успело немного затянуться. Он провел пальцами по коже, оглаживая эти шрамы, и перешел на розовый пунктир печати Муи.
Вот он… Мой проклятый поводок.
Наруто стиснул зубы.
Я не могу здесь задерживаться. Без меня хвостатых запечатают.
Он угрожающе нахмурился и сложил печать клонирования. Тело ошпарило восставшей огненной печатью. Наруто тихо заскулил, но долгожданный клон все-таки появился рядом.
Боль не утихала. Снова стало трудно дышать.
Дерьмо…
Наруто взвыл от боли и разодрал куртку. Ярость не питала его. Управляться с болью было сложнее, чем в состоянии аффекта во время давешней драки, и он все-таки не выдержал.
Клон с хлопком рассеялся.
****
Коноху накрыли тучи. Дождь заливал стекло, вода бурлящим потоком стекала сквозь щель под бортиком балкона. Ветер выламывал деревья. Сарада сидела на полу в гостевой комнате, которую ей выделили повзрослевшие родители, и смотрела сквозь стеклянную балконную дверь на разыгравшуюся снаружи непогоду.
Шинген полулежал у нее в ногах и дремал, завалившись горячей мягкой головой ей на бедро. Сарада едва дышала, боясь разбудить младшего брата.
Картина настоящего понемногу прояснялась, но на сердце все еще было неспокойно.
Мама относилась к ней как к давней подруге. Искры взаимопонимания между ними как между родителем и ребенком угасли за те годы, что Сарада пропустила из-за волны. Она все еще считала маму мамой, но вот вся материнская любовь Сакуры отныне принадлежала Шингену. Мама его выносила, выкормила и вырастила лично. Конечно, по сравнению с этими узами гипотетическая дочь из другой реальности казалась Сакуре просто гостьей.
А вот Саске смотрел на нее все так же. С того самого момента, как он узнал о ней правду, его отношение сменилось раз и навсегда в пользу отцовского, и время никак на него не повлияло.