Не надо печалиться, вся жизнь впереди!

Будут тигры —
   в клеточку,
а слоны —
   в полоску.
И любому
ленточку
подберут по росту…
Сом зааплодирует
снегозадержанью.
Осам
опротивеет
незнакомых жалить!..
И – совсем не рады
бою
барабанному —
станут
   генералы
в цирках подрабатывать…
Захмелев от счастья,
позабыв
тоску,
будет плавать
частик
в собственном
соку…

В переливах вальса, —
в ГУМе
и в высотном, —
будет продаваться
развесное солнце.
Жаркое,
   весеннее!
Много!
Честь по чести…

Так что краска
   серая
навсегда исчезнет.
(Даже мыши
   серые
синими
покажутся.
И начнут рассеянно
с кошками
прохаживаться…)
Будет каждый
   занят
делом
ненарочным.
Плюшевые зайцы
будут есть
мороженое.
Дождь, —
   не затихая
час,
а может, два, —
будет лить
   духами
«Красная Москва».
И над магазинами
все прочтут легко:
«Пейте
стрекозиное
мо-
ло-
ко!..»

Будет море —
берегом.
Будет берег —
   морем.
Будет холод —
бережным…
А дурак —
немножным!
Будет час —
   как сутки.
В областях Союза
от безделья
судьи
и врачи
сопьются!
Будут звезды —
   ульями.
Будут страхи —
   вздорными.
И воскреснут умные.
И проснутся добрые.
И планеты
   скачущие
ахнут
озадаченно!..

А боятся сказочников
только
   неудачники.

После оттепели

Ремонт часов

Сколько времени?
– Не знаю…
Что с часами?
– Непонятно…
То спешат они,
   показывая скорость не свою.
То, споткнувшись, останавливаются.
Только обоняньем
я примерно-приблизительное время узнаю…
Я сегодня подойду
   к одинокому еврею.
(Там на площади будочки выстроились в ряд.)
«Гражданин часовщик,
   почините мне время.
Что-то часики мои барахлят…»
Он, газету отложив,
   на часы посмотрит внятно.
Покачает головою.
Снова глянет сверху вниз.
«Ай-яй-яй! —
   он мне скажет. —
Ай-яй-яй! Это ж надо!
До чего же вы, товарищ,
   довели механизм…
Может, это не нарочно.
Может, это вы нечаянно.
Для него, – для механизма, —
   абсолютно все равно!
Вы совсем не бережете ваше время,
   ваши часики.
Сколько лет вы их не чистили?
То-то и оно!..»
Разберет часы потом он,
   причитая очень грозно.
И закончит, подышав на треугольную
печать:
«Судя по часам «Москва»,
вы уже довольно взрослый.
И пора уже
   за собственное время отвечать…»

Я скажу ему: «Спасибо!»
Выну пятьдесят копеек.
Тысяча семьсот шагов до знакомого двора.
И машины мне навстречу
   будут мчаться в брызгах пенных.
Будто это не машины.
Будто это глиссера.
Разлохмаченные листья прицепятся
к ботинкам.
Станет улица качаться в неоновом огне…

А часы на руках будут тикать.
Тихо тикать.
И отсчитывать время,
предназначенное мне.

Друг